Бумеранг судьбы - Татьяна де Ронэ

Крошечная слеза дрожит на ее ресницах. Я вытираю ее большим пальцем.

– Ты чудесная женщина, Анжель Руватье.

– Вот только, пожалуйста, не надо со мной миндальничать, – предупреждает она. – Я терпеть этого не могу. Поехали, уже поздно.

Она встает, направляется к своему мотоциклу. Я смотрю, как она надевает шлем, перчатки и одним резким движением заводит двигатель. Солнце зашло, и становится холодно.

Мы молча бок о бок готовим ужин: овощной суп (лук-порей, морковь, картофель), лимон, чабрец из сада, жареная курица с рисом басмати и яблочный крамбл. И ко всему этому – бутылочка прохладного шабли. Этот дом кажется мне таким теплым, таким гостеприимным… Я начинаю понимать, каким счастливым ощущаю себя в его спокойной, простой, буколической атмосфере. Никогда бы не подумал, что такой горожанин, как я, может прийти в восторг от сельской простоты. Интересно, смог бы я жить здесь с Анжель? В наши дни со всеми этими компьютерами, Интернетом, мобильными телефонами и скоростными поездами это вполне возможно. Я думаю о том, что сулит мне будущее. Рабани готов предложить мне прибыльный контракт, согласно которому я передам ему право использовать технологию, придуманную и воплощенную мной при создании собора Духа. Скоро я буду работать с ним и Паримбером над весьма амбициозным проектом европейского уровня, который принесет мне немалые деньги. И ничто не помешает мне руководить процессом отсюда. Все дело в том, смогу ли я все правильно организовать.

Но захочет ли Анжель, чтобы я жил с ней? Я уже слышу ее ответ. «Я не из тех, кто стремится выйти замуж. Мне не очень нравится семейная жизнь. Я не ревнива». Может, секрет очарования Анжель в том и заключается, что я знаю, что никогда не буду обладать ею безраздельно. Я могу сколько угодно заниматься с ней любовью, ей со мной хорошо, я это знаю, могу доверить ей свои мысли – я точно знаю, что мой рассказ о матери глубоко взволновал ее, но она не захочет жить со мной. Она как кошка из киплинговских сказок, гуляющая сама по себе. Кошка, которая идет по жизни в одиночестве.

После ужина я вдруг вспоминаю о DVD-диске, на который перенесли фильм с бобины формата «супер-8». Как же я мог о нем забыть? Он лежит в гостиной вместе с фотографиями и письмами. Я нахожу его и протягиваю Анжель.

– Что это? – спрашивает она.

Я объясняю, что это фильм, который мне прислала из Нью-Йорка Донна Роджерс, компаньонка Джун. Анжель вставляет диск в дисковод своего ноутбука.

– Думаю, будет лучше, если ты посмотришь его один, – шепчет она, ласково проводя рукой по моим волосам. Я не успеваю ответите как она уже накидывает на плечи куртку и выходит в сад.

Я устраиваюсь перед экраном и с нетерпением жду. В первом же кадре появляется лицо моей матери крупным планом, ярко освещенное солнцем. Ее веки прикрыты, словно она спит, но на губах играет легкая улыбка. Очень медленно она открывает глаза и подносит руку ко лбу, чтобы защитить их от солнца. Терзаемый радостью и болью, я любуюсь ее глазами, не веря собственным. Они такие зеленые, более зеленые, чем у Мелани, ласковые, любящие, ясные… Такие колдовские…

Раньше мне не доводилось видеть свою мать на видео. И вот она передо мной, на экране компьютера Анжель, чудесным образом воскресшая. Я еле дышу, словно парализованный, раздираемый эйфорией и волнением. Слезы непроизвольно текут по щекам, и я тут же их вытираю. Качество фильма поражает. Я-то ждал размытой, поцарапанной картинки… Теперь мать идет по пляжу. Мой пульс ускоряется. Это пляж де Дам, вот и эстакада, и башня Платье, и деревянные кабинки для переодевания… На матери ее забавный оранжевый купальник. У меня появляется странное чувство: я знаю, что я тоже тут, совсем рядом, строю замок из песка и зову ее, но Джун меня не снимает. Не я ее интересую. Картинка меняется. Теперь оператор стоит на одном из островков спасения на дамбе Гуа. Мать направляется к нему, она еще довольно далеко – тонкая фигурка, идущая по дороге в час отлива в ветреный, серый день. На ней белый пуловер и шорты, черные волосы летят по ветру. Она приближается, держа руки в карманах своей незабываемой походкой танцовщицы – носки слегка развернуты наружу, спина и шея идеально прямые. Такая грациозная и воздушная! Она идет туда, куда мы с Анжель ездили сегодня днем, – к острову, к кресту. Ее лицо, поначалу расплывчатое, становится все четче. Она улыбается. И вдруг пускается бежать к камере, смеется, отбрасывает прядь, упавшую на глаза. Ее улыбка полна любви, так полна любви… Потом она прикладывает свою загорелую руку к сердцу, целует ее и машет ладонью перед камерой. Этот маленький розовый квадрат – последний кадр фильма. Последняя картинка в моей памяти.

Я щелкаю, чтобы повторить просмотр, загипнотизированный видом своей матери, которая живет, двигается, дышит, улыбается. Не знаю, сколько раз я просматривал этот фильм. Я смотрел его снова и снова. Пока не выучил наизусть, пока мне не стало казаться, что я там, с ней. Пока не почувствовал, что больше не могу, настолько это больно. Глаза мои полны слез, и картинка расплывается. Мне так не хватает матери, что хочется упасть на пол и рыдать, рыдать… Моя мать не видела и никогда не увидит моих детей. Моя мать никогда не узнает, каким я стал. Я, ее сын. Обычный человек, который строит свою жизнь, как может, и старается все делать как можно лучше. Что-то вдруг выходит из меня и рассеивается. Боль утихает. Ее место занимает грусть, которая, я это знаю, останется со мной навсегда.

Я вынимаю диск и кладу его в коробочку. Дверь в сад приоткрыта, и я проскальзываю в нее. В саду прохладно и пахнет чем-то приятным. Искрятся звезды. Где-то далеко лает собака. Анжель сидит на каменной скамье. И смотрит на звезды.

– Хочешь со мной об этом поговорить? – спрашивает она.

– Нет.

– Все в порядке?

– Да.

Она придвигается ко мне, я ее обнимаю, и мы сидим, вдыхая свежий спокойный ночной воздух, в котором звенит собачий лай, и смотрим на усеянное звездами небо. Я вспоминаю последний кадр. – ладошку матери перед камерой. Вспоминаю «харлей», летящий над дамбой Гуа, гибкую спину Анжель, к которой я прижимаюсь грудью, ее руки в перчатках, крепко сжимающие большой руль. Я чувствую себя защищенным, я в безопасности, так же, как и сегодня днем. Я знаю, что эта женщина, с которой я, возможно, проведу остаток своих дней (она может выбросить меня из своей жизни завтра же, но может и остаться со мной навсегда), эта необыкновенная женщина, которая ежедневно сталкивается со смертью, подарила мне поцелуй жизни.

Николя – за помощь и терпение.

Лору, Катрин и Джулию – моих первых читательниц.

Абху – за ее ценные советы.

Эрику и Катрин, которые помогли мне придумать образ Анжель.

Сару – за острое зрение.

Шанталь – за улицу Фруадево.

Гарольда – за его работу домового.

Гийометт и Оливье – за то, что познакомили меня с Нуармутье.