Шесть мессий - Марк Фрост

Итак, вдоволь попозировав перед фотокамерами, обвешавшись таким количеством оружия и боеприпасов, что нетрудно было сойти за армию Панчо Вильи,[23]волонтеры направились в единственный салун Викенбурга, для того чтобы как следует выпить. В заведении Маккини разговор зашел о том, что актеришки наверняка прячут убийцу. Они сами недалеко ушли от преступников. Всякому здравомыслящему человеку ясно, что театральному люду доверять нельзя, ведь не кто иной, как артист Джон Уилкс Бут, на памяти многих из этих самозваных служителей закона застрелил президента.[24]Актеры, все как один, — лгуны и мошенники, а бродячие актеры опасны вдвойне: если где появились, нужно запирать на замок дочерей и прятать столовое серебро. Нет чтобы принять закон… ну и так далее. Во множестве мест на Западе такие законы уже есть, указал шериф Томми Баттерфильд в своей обычной обходительной, педантичной, уклончивой манере; по прибытии актеры обязаны уведомлять местные власти о своих целях, намерениях и передвижениях. Не в Аризоне, заметьте, но во многих других местах. И за что, черт возьми, мы платим нашим выборным представителям, если не за то, чтобы они оберегали нас от такого рода рыскающих банд актеров-проходимцев… Таким образом, разговор перескочил с актеров на бездействие властей, а поскольку любителей хулить власть хватает всегда, сделался еще более пылким. Виски, которое в поезде текло тонкой струйкой, потекло как река Колорадо, и надежда на то, что отряд отправится этой ночью, рассеялась быстрее, чем угасающие сумерки.

Оленья Кожа, пребывавший в настроении отнюдь не питейном и по природе своей не принадлежавший к любителям вести пустопорожние споры, уразумел, что внутри разгорается пожар, на тушение которого уйдут часы и море виски, а потому под шумок незаметно выскользнул за дверь.

Для него уже было очевидно, что ловить преступника с этой ордой тупиц — затея бессмысленная. Они ведь так и поедут всей оравой, как на параде, распугивая всех и вся. Фрэнку это было даром не нужно, да и тащиться с ними по солнцепеку ему не улыбалось. Нет, когда речь идет о деньжатах, многие из них соображают совсем неплохо, но вот выслеживание преступников в пустыне для этих ребят даже не хобби.

Он закурил, огляделся по сторонам и вдруг понял, что в первый раз с тех пор, как отперли дверь его камеры, остался в одиночестве. На улицах ни души, весь городок чешет языком в салуне. Лошадей отряда доставили из Феникса на поезде, его чалый, свежий как утро, дожидался под седлом в конюшне, менее чем в пятидесяти ярдах от того места, где он стоял. Макквити охватило дикое возбуждение. Может быть, ему стоит рвануть в Мексику прямо сейчас?

В голове зазвучал голос Молли: «Фрэнки, приятель, пораскинь мозгами. До границы надо еще добраться и за нее тоже выбраться, а если вся эта орава пустится за тобой, то они, с их-то вооружением, понаделают в тебе больше дырок, чем в губной гармошке. Стоит ли рисковать, если можно поступить умнее: спроси себя, с какой карты лучше пойти, чтобы ход получился умным?»

Фрэнк понимал: гарантировать ему свободу может только китаец, а если этот китаец — малый явно не промах и уже оклемался, то самый верный способ поймать его — отправиться в каньон в одиночку, а не в составе это бродячего цирка уродов. Все, что ему нужно, — это один меткий выстрел. Ну а если под выстрел попадет не тот китаеза, беда невелика. Они все на одно лицо, а вопросов к покойнику ни у кого не возникнет. Лучше не придумаешь.

Фрэнк был не из тех, кто, даже приняв решение, все еще мнется да топчется. Сказано — сделано: он отправится туда нынче же ночью, пока все дрыхнут. Небо ясное, позднее появится луна; возможно, ему удастся добраться до их лагеря до того, как эти актеры поутру уберутся из Каньона Черепа.

Перед тем как отправиться в путь, он прибил к стене конюшни записку: «Уехал вперед на разведку. Встретимся завтра в Каньоне Черепа. Планы прежние. Искренне ваш, Фрэнк Оленья Кожа».

Чикаго, Иллинойс

После того как они сошли с поезда на Юнион-стейшн, майор Пепперман настоял на том, чтобы показать Дойлу и Иннесу весь Чикаго. Майор родился и вырос в этом городе, а потому раздувался от гордости за свое родное гнездо и решимости во что бы то ни стало поразить чужестранцев его чудесами и красотами. Если это ему не удастся, значит, он утратил чутье одного из выдающихся импресарио Америки.

И снова, как это свойственно американцам, основной упор он делал на масштабы. Вот универсальный магазин: тринадцать акров площади! Вот дом: пятнадцать взлетающих к небу этажей сверкающего стекла! Фабрика Ригли: самая популярная жвачка в мире, возьмите пластинку «Джуси фрут». К тому времени, когда они добрались до отеля «Палмер-хауз» — самый большой отель между Нью-Йорком и Сан-Франциско! — энтузиазм майора довел обоих братьев почти до изнеможения.

Как они договорились еще в поезде, Спаркс, Штерн и Престо поселились в гостинице поменьше неподалеку от «Палмер-хауза», а Херонскую Зогар поместили в сейф отеля. Перед тем как расстаться на станции, Спаркс и Дойл несколько раз оставались наедине, но ни тот ни другой ни словом не помянули состоявшийся прошлой ночью разговор. Дойлу было не по себе и от гнетущего содержания признаний Джека, и от того, как он сам на эти признания реагировал. Он не знал, как найти выход из этого тупика, а Джек, по-прежнему подавленный стыдом, старался не встречаться с ним взглядом.

В течение дня, пока Дойлы исполняли свои обязательства в связи с турне Артура, остальные трое нанесли визит в синагогу ребе Исаака Авраама Брахмана, результаты которого сообщили братьям в тот же вечер перед камином в апартаментах отеля. Правда, рассказывали Лайонел и Престо. Джек сидел в стороне и, не будучи расположен к разговору, помалкивал.

Ребе Брахман больше не получал вестей от Штерна, а поведение Иакова во время его визита не позволяло прийти к каким-либо заключениям относительно его возможного местопребывания. Он был бодр, весел, слегка рассеян и более озабочен абстрактными вопросами, чем житейскими проблемами, — то есть оставался самим собой. Конечно, как и всех ученых, его весьма обеспокоила кража Тикуней Зогар, по каковому поводу Брахман не смог сообщить ему ничего утешительного. Об этом деле было сообщено в полицию, которая, может быть, и исполняла свои обязанности, но вряд ли там способны были понять истинную ценность утраты. Вот если бы увели лошадь или утащили старинные часы с кукушкой, тут все было бы ясно, но значимость какого-то там религиозного манускрипта, да к тому же нехристианского, похоже, была недоступна их пониманию.

Факты были скудными. Книга просто исчезла, скорее всего ночью. Брахман работал с ней вечером, запер в шкафу в библиотеке синагоги, а на следующее утро она пропала. Никаких следов, взлома и проникновения, замок был аккуратно открыт. Наверняка поработал профессионал. Они решили не обременять ребе Брахмана, хрупкого, дышащего на ладан семидесятипятилетнего старца, информацией относительно возможного участия в похищении Ганзейского союза или пропажи других священных книг, а лишь порадовали его сообщением о том, что, по крайней мере, Херонская Зогар находится у них и защищена от посягательств.