Непокорный - Дж. Б. Солсбери

ходит взад-вперед, как будто мужчина работает над списком «за» и «против», который, вероятно, включает в себя мою смерть и исчезновение.

— Ты хотел, чтобы я исцелилась. Чтобы снова вернулась к жизни. — Она смотрит на меня с улыбкой, которая пронзает мою грудь. Если бы мы были одни, эта ухмылка заставила бы жестко трахнуть ее там, где она стоит. Девушка ухмыляется, как будто чувствует направление моих мыслей.

— Все, чего я хочу, чтобы ты была счастлива. — Мужчина засовывает руки в карманы брюк и смотрит в пол. — Ты заслуживаешь этого.

— Могу сказать от всего сердца, папа, теперь я счастлива. — Она прижимается ко мне, как бы подчеркивая свое заявление.

— Как бы то ни было, — говорю я, — вы сказали мне держаться от нее подальше той ночью в больнице, и я действительно пытался. Но я люблю вашу дочь и не смог оставаться в стороне вечно.

— Ладно, хорошо, — произносит ее отец и отмахивается от нее. — Достаточно. Я понимаю.

Габриэлла закатывает глаза, но улыбается.

— Почему бы вам двоим не переодеться, и я угощу вас обоих ужином.

— Вам не нужно…

Его пристальный взгляд останавливается на мне.

— Ты хочешь моего благословения на отношения с моей дочерью?

— Я… полагаю? — По правде говоря, я бы встречался с ней с его разрешения или без него. Но полагаю, что его благословение значит для Габриэллы больше, чем я мог понять.

— Отлично. Одевайтесь, и пошли.

— Мне не нужно переодеваться. Но я подожду Га…

— Нужно. — Он морщится. — Эта рубашка вся в крошечных летающих членах, — говорит он и смотрит на часы. — У вас есть десять минут.

— Эй, — говорит Габриэлла, улыбаясь. — Мне нравится эта рубашка. Носи её.

Маленькая бунтарка.

— Если ты так говоришь.

— Я не собираюсь появляться на публике с ним в рубашке с членами, — ворчит ее отец. — Десять минут! — снова повторяет он, прежде чем закрыть за собой дверь.

— Срань господня, — выдыхаю я.

Я все еще пытаюсь регулировать свое сердцебиение. Знал ведь, что рано или поздно мне снова придется встретиться с ее отцом. Но не думал, что это будет так скоро.

— Почему ты не предупредила меня, что он здесь… Эй, что ты делаешь?

Она уже сняла леггинсы и стягивает рубашку и спортивный бюстгальтер.

— Переодеваюсь.

— На кухне? — Я поправляю свой быстро набухающий член. Эй, это не моя вина. Моя женщина в стрингах и больше ни в чем — это искушение, которому невозможно сопротивляться.

Габриэлла наклоняется, чтобы поднять свою одежду.

Я стону от этого зрелища.

Она выпрямляется и ухмыляется.

— У нас десять минут.

— Я заставлю тебя кончить за две.

Ее глаза вспыхивают.

— Хочешь поспорить?

Я подхожу к ней одним большим шагом и прижимаю ее спиной к холодильнику. Запускаю одну руку в ее конский хвост, а другую — в перед ее трусиков.

— Черт. — Я прижимаюсь своим лбом к ее лбу. — Ты уже мокрая.

Ее дыхание прерывается, когда я просовываю пальцы внутрь.

— Мое тело было подготовлено к совместному приему душа.

Я прикусываю ее нижнюю губу и тяну, прежде чем отпустить с рычанием.

— Я меняю свою ставку. Одна минута.

Она стонет и покачивает бедрами под моей рукой.

— Ты моя, Би. Ты ведь знаешь это, верно? — Я вырываю долгий стон из ее горла. — Ты такая красивая. — Я провожу губами по ее шрамам, оставляю поцелуи на натянутой коже и благодарю Бога, что она здесь, что она жива. Что она моя. — Ты делаешь мой мир прекраснее.

Габриэлла закидывает ногу на мое бедро, придвигая свое сочащееся тепло ближе.

— К черту это. — Ровно через несколько секунд я выпускаю свой стояк, оттягиваю ее трусики в сторону и погружаюсь так глубоко, что обе ее ноги отрываются от земли. Девушка обхватывает меня ногами. Я толкаюсь вперед с отчаянной потребностью проникнуть в нее. Ее тело напрягается. Губы приоткрываются во вздохе. Я целую ее. Ее вкус наполняет мой организм и разжигает мое желание. Сильнее. Глубже. Я посасываю ее губу и прикусываю зубами. Девушка напрягается, ее тело подает все сигналы о том, что она близко. Ее оргазм разрывает ее на части и вызывает мой собственный.

У меня кружится голова, а ноги дрожат, но не перестаю двигаться, растягивая удовольствие от нашего взаимного освобождения. Нет никакого земного сравнения с тем, что я чувствую, когда занимаюсь любовью с Габриэллой. Мягко и медленно, жестко и быстро, долго и грязно, независимо от того, как мы это делаем, где это делаем, я всегда переполнен любовью, которую испытываю к этой необыкновенной, сложной женщине.

Опустошенный, насытившийся и совершенно чертовски ошеломленный, я отстраняюсь и смотрю вниз на ее мягкую улыбку.

— Три минуты, — говорит она, ее голос такой хриплый, что я снова твердею, все еще находясь внутри нее. — Я выиграла.

— Означает ли это, что я твой сексуальный раб на один день? — Я целую ее в лоб и осторожно опускаю ее ноги на пол.

— День?

Я прикусываю губу, когда выхожу из нее, чертовски раздраженный тем, что мы не можем перенести это в спальню и продолжить с того места, на котором остановились.

— Я думала, ты будешь моим сексуальным рабом на всю жизнь? — Она подмигивает через плечо и, покачивая своей сексуальной попкой, идет в спальню, чтобы переодеться.

Я не иду за ней туда, потому что если это сделаю, то мы никогда не доберемся до встречи с ее отцом.

— Думаю, это значит, что тогда я выиграл!

Пари, лотерея, благосклонность вселенной — с Габриэллой я выиграл в жизни.

ЭПИЛОГ

Габриэлла

Я ожидала, что рождественская вечеринка компании «Норт Индастриз» будет экстравагантным событием. Август Норт хватается за любую возможность, чтобы выставить напоказ свой финансовый успех и потешить свое эго. Но знание всего этого все равно не подготовило меня к полной трансформации манхэттенского Готэм-холла. Здание было построено в 1924 году и вдохновлено древнеримской архитектурой, но сегодня оно превратилось в причудливую зимнюю страну чудес — от сотен деревьев до иллюзии падающего снега и тумана, который мягко стелется по полу. Каждый квадратный сантиметр многокомнатного пространства — это дань детской мечте о Нарнии.

Я сжимаю руку Кингстона чуть крепче. Он смотрит на меня сверху вниз с понимающей ухмылкой.

— У меня такое чувство, будто я вошла в волшебную дверь, — говорю я, замечая, что все остальные, похоже, находятся в таком же состоянии благоговения.

Все, кроме Кингстона.

Он смотрит только на меня.

— Лучше, чем я себе представлял, — тихо говорит он.

— Что? — Мне хочется посмотреть на него, но с каждым нашим шагом, который ведет