Пленники рая - Ирина Молчанова

— Не трогайте ее, не трогайте, — визжала она.

— Сатана, сатана, сатана, — сыпалось отовсюду.

— Не нужно, не трогайте ее, — умоляла девушка, отталкивая наступающих мужчин, — это всего лишь ребенок, больной ребенок.

Худощавый юноша схватил ее, зажал ладонью рот и, приговаривая: «Нися, хватит, Нися, хватит», расталкивая людей, увел.

Никита поднял ключи и протянул девочке, с любопытством перевесившейся через перила.

— Кричат, — пробормотала она, вставляя ключ в замочную скважину. Казалось, жители не напугали ее, и, закрывая дверь на засов, она лишь сказала: — Я совсем им не нравлюсь.

Мальчик подошел к камину, огонь не горел, в доме было холодно. В углу, словно ожидая праздника, стояла украшенная елка.

— Идем, — позвала Мари.

Они поднялись на второй этаж и остановились в конце коридора.

— Полезли, — кивнула она на железные скобы, ведущие на чердак.

Никита сомневался, тогда она полезла первой, а когда очутилась наверху, позвала:

— Залезай ко мне.

На чердаке Мари рылась в коробках. Она вытаскивала понравившуюся игрушку и давала мальчику. Когда он держал уже целую гору игрушек, девочка пошла в угол чердака, встала на колени и забралась под столик.

— Иди сюда, — позвала она.

Никита подошел ближе и увидел, что она открыла квадратный люк. Никита почувствовал неприятный запах и поморщился.

— Идем, — сказала Мари, скрываясь в темноте прохода.

Мальчик свалил игрушки рядом с люком и спустил одну ногу в отверстие. Нога встала на что-то твердое, он спустил вторую — внизу оказались деревянные ступеньки. Медленно Никита начал спускаться по тесному проходу, придерживаясь за стены.

— Где ты? — послышалось из темноты.

— Тут, — еле слышно ответил он. Глаза постепенно привыкли к темноте, стало холоднее, в воздухе пахло, как однажды под одним домом, где лежала мертвая кошка. Стена и ступеньки уходили в сторону, Мари стояла в самом низу и загораживала собой свет. Мальчик закрыл рукавом свитера нос, от усилившегося запаха начало подташнивать. Мари пропустила Никиту в хорошо освещенную комнату.

— А где игрушки? — воскликнула она, подталкивая его в спину. — Иди, я сейчас.

Девочка убежала вверх по лестнице, он остался один в большой комнате без окон. На полу лежал синий с желтыми цветами ковер, на стенах — голубые обои с зелеными лошадками, сбоку — большой холодильник, за ним — стол, три стула, обогреватель, на другой стороне — две кровати, по полу разбросаны игрушки, печенье, конфеты, на столе — куски красного мяса и кровавые разводы.

Мальчик прошел в другой конец комнаты и остановился перед кроватью в самом углу. В постели, прикрытая до подбородка одеялом, лежала пожилая женщина. Лицо ее покрывали безобразные синяки. Рядом, на тумбочке, валялись открытые баночки, мелкие белые таблетки усеивали все одеяло.

Никита отшатнулся. Вбежала Мари с игрушками.

— Тамара больше не встает. Я дала ей таблеток, чтобы у нее не болело в груди. Она сильно устала, — девочка закашлялась и высыпала игрушки на другую кровать, размером поменьше.

Мальчик отступил к стене, где стоял большой розовый домик и валялись безрукие, с оторванными головами куклы. Мари подняла с пола конфету и протянула ему. Никита затряс головой и натянул ворот свитера до самых глаз.

— Возьми одеяло, — указала она на пушистое покрывало, скрученное в рулон на кровати, — согреешься.

Он коснулся светло-зеленой занавески и немного отдернул, за ней оказалась дверь.

— Закрыта, ее нельзя открывать, — девочка подняла с пола печенье, предложила ему, когда же он отказался, присела на корточки и вытащила из-под кровати тетрадку. Пока Мари листала дневник, Никита подергал за ручку на двери, та не поддалась.

— Рики, — хрипло засмеялась девочка, тыкая пальцем в нарисованную коричневым карандашом собачку, и повторяя, как заведенная: — Рики, Рики, это наш Рики.

Никита в страхе покосился на женщину, прикрытую одеялом, внутри все сжалось, в рот хлынула горечь, запах душил его.

— Тамара не станет ругаться, она добрая, — Мари сунула в рот конфету, забралась на кровать и начала из стороны в сторону раскачиваться. Девочка и выла, и мычала…

Никите стало жутко, в горле застрял ком, он то начинал двигаться, то проваливался обратно. Хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать этих страшных звуков, убежать отсюда на улицу, где зарыться лицом в снег и дышать, дышать, пока из носа не уйдет запах мертвого тела. В животе заурчало, мальчика согнуло пополам. Никита зажал себе рот и так держал, пока рвота не хлынула в нос. Он опустился на пол и уткнулся головой в стену. Его вырвало на ковер, на рядом лежащую голову куклы, на свои руки, колени. Жгло в горле, носу, с каждым вдохом становилось хуже, внутренности как будто переворачивались.

Послышался лязг, Мари замерла, первое, что мальчик ощутил, это как в комнату ворвался свежий воздух. Занавеска отлетела в сторону, распахнулась настежь дверь, в проходе возник Олег Саванчук. При виде Никиты он застыл на пороге и сильно поменялся в лице. За ним, как тень, стояла та девушка, которая пыталась защитить их от жителей. Она прикрывала ладошками рот с носом и тихо всхлипывала.

— Нися, уведи его скорее, — обернулся хозяин дома к девушке.

— Папа, — прошептала Мари и протянула к нему руки.

Саванчук обхватил голову, губы его задрожали:

— Что же ты наделала, Мари, девочка моя. — Он пересек комнату и крепко сжал ее в объятиях.

— Тамара спит, она устала сильно.

— Спит, спит, — шептал он, успокаивающе поглаживая дочь по взлохмаченным волосам.

Анисья помогла Никите подняться и вывела на улицу. Они оказались за домом, все так же шел снег, над деревней сгущались сумерки.

* * *

Алиса озиралась по сторонам, на месте, где она с друзьями видели мертвеца, никого не было. Возле освещенного солнцем пенька снег почти растаял, проглядывали прошлогодние листья. Герберт с довольным видом расхаживал перед ней туда-сюда, точно адвокат в суде из американских комедий.

— А какой воздух, какой воздух, — то и дело бормотал он, хитро поглядывая на нее.

— А где же веревка?

— Не знаю, — беспечно вскинул плечи Герберт, — я рассказывал про…

— Где же птицы? — не дослушала девушка.

— Птицы, — повторил он и задумчиво взялся правой рукой за подбородок.

Алиса еще раз огляделась.

Светило солнце, шелестели кроны деревьев, небо чистейшее — тишина.

— Мне нужно искать брата. Я пойду.

— А не хотите…

— Нет, простите, мне правда нужно идти.

— Понимаю, — обреченно вздохнул Герберт.