Последняя Ева - Анна Берсенева

– Проходите, проходите, – повторил Лев Александрович, увидев, что Ева замешкалась у двери. – Надо же вам когда-нибудь взглянуть на мою обитель!

Он говорил с наигранной веселостью, но Ева чувствовала в его голосе те робкие нотки, от которых тоненькая струна дрожала сильнее.

Видно было, что квартира только что отремонтирована. Потолок сиял безупречной побелкой, обои на стенах – новизной, а паркетный пол блестел так, что в него можно было смотреться. Еву удивило только, что, несмотря на европейский стандарт, по которому явно был сделан ремонт, обои в комнате были не белые, как это принято в Европе.

Она даже спросила об этом Льва Александровича, заодно развеивая легкую неловкость, которую оба они ощущали, оказавшись наедине в пустой квартире.

– А мне, знаете, надоел евростандарт, – улыбнулся Лев Александрович. – Я его достаточно навидался.

– В Германии? – спросила Ева.

– Не только. В Москве тоже хватило. Моя бывшая супруга была большой его поклонницей… Так что, когда я наконец обрел собственные стены, мне захотелось почувствовать себя внутри большого золотого апельсина! – Он улыбнулся собственным словам и сказал: – Это гостиная, вон там спальня, а вон там – мой кабинет. Вам кажется, что многовато на одного? – поинтересовался он, хотя Ева ничего подобного не думала, разглядывая довольно большую гостиную с высоким потолком и обоями в золотистых разводах. – В конце восьмидесятых недвижимость в Москве стоила таких смешных денег, что безумием было бы этим не воспользоваться. Вот я и занял тогда у всех моих западных знакомых понемножку, и хватило, как видите, на вполне приличное жилье. Я даже сравнительно быстро расплатился с долгами. Зато теперь – простор! – Он обвел рукой действительно просторную комнату с эркером, выходящим на набережную Москвы-реки. – Мебели, правда, пока не густо, – добавил Лев Александрович. – Но все у нас впереди! Есть смысл поискать что-нибудь оригинальное, не хочется ведь покупать сюда стандартную мебель, правда?

– Правда, – кивнула Ева. – Здесь очень красиво… И камин даже!

Она только теперь заметила настоящий камин, выложенный бело-голубыми, голландского рисунка изразцами. Разглядывая это изящное сооружение, она даже забыла свое удивление от его слов «у нас»… Хотя скорее всего это была просто речевая фигура, не более.

– Камин, правда, пока не действует, – предупредил Лев Александрович. – Дымоходные работы еще не закончены. А то бы я непременно его растопил, и мы с вами отогрелись бы у камелька после холодного ветра и снега…

В его голосе прозвучали такие уютные интонации, что Еве представилось потрескивание березовых дров, английские фарфоровые фигурки на каминной полке, тепло живого пламени… Тем более что на медном листе у камина лежали настоящие кованые щипцы для углей.

Она улыбнулась, взглянув на Льва Александровича.

– Что будете пить? – поинтересовался он. – У меня ликеры есть прекрасные. «Адвокат» хотите? Или «Амаретто» – настоящий, без подделок? Или ирландский? А я что-нибудь покрепче выпью – виски, например.

С этими словами он указал на невысокую дубовую горку в углу – наверное, там и находилось спиртное.

– Спасибо, – улыбнулась Ева. – Я, знаете, Лев Александрович, плохой собутыльник. У меня от спиртного сразу голова начинает кружиться.

– Но от спиртного и должна кружиться голова, – улыбнулся он в ответ. – А иначе зачем пить?

– А по улицам как же ходить? – снова не сдержала улыбку Ева. – Тем более сейчас скользко…

– А зачем вам сейчас ходить по улицам, Ева?

Он задал этот вопрос после короткой паузы. Его слова прозвучали как-то особенно весомо и вместе с тем просительно.

Тоненькая струна дрогнула и ожидающе замерла.

– Ева… – медленно произнес Лев Александрович, глядя ей прямо в глаза. – Нам с вами незачем делать из этого секрет, мы… Я уже не слишком молод, в моем возрасте редко что-либо происходит спонтанно. Не скрою, вы стали мне дороги за время нашего знакомства, я испытываю постоянную потребность в вас, а для меня это значит очень много. И мне кажется, я тоже вам… не совсем безразличен. Я ошибаюсь?

Ева смотрела в его чуть удлиненные карие глаза, красивая форма которых подчеркивалась плавным рисунком широких бровей, и пыталась понять: какое чувство вызывает в ее душе его взгляд? Но душа ее молчала, и Ева не знала, что ему ответить.

Но обидеть его она, во всяком случае, не хотела. Да и чем она могла его обидеть? Лев Александрович спросил, правда ли, что он ей небезразличен. Это было правдой.

– Вы не ошибаетесь, Лев Александрович, – сказала Ева. – Мне очень приятно с вами, очень хорошо. И мне дорого то, о чем вы сказали – что я нужна вам… Для меня это тоже очень много значит… в силу ряда обстоятельств, – невесело усмехнулась она.

– В таком случае, Ева, я прошу вас… – Продолжая вглядываться в ее глаза, он подошел совсем близко и взял ее руку в свои мягкие ладони. – Я прошу вас: останьтесь сегодня здесь. Это очень с моей стороны серьезно, меньше всего мне хочется сейчас, чтобы вы ушли.

«А мне – чего мне хочется сейчас? – медленно, как о посторонней, подумала Ева. – Да, мне тоже не хочется уходить, это точно. Тогда, значит…»

– Я останусь, Лев Александрович, – сказала она. – Откуда можно позвонить?

– Сейчас, Ева, одну минутку! – Радость мелькнула в его глазах, мгновенно осветив лицо таким теплым огоньком, что Евина скованность сразу ослабела. – Сейчас же принесу телефон, черт, куда же я его задевал?..

Телефонную трубку он принес из комнаты, которую назвал кабинетом, а сам тут же вышел, чтобы не мешать разговору.

Ева думала, что мама, может быть, испугается, услышав, что она не придет ночевать. Все-таки история расставания с Денисом была свежа в памяти у домашних, и Еве часто казалось, что они относятся к ней после ее болезни как к стеклянной. Конечно, они знали о существовании Льва Александровича – как они могли не знать, когда он звонил почти каждый день? Но все-таки…

К ее удивлению, голос мамы звучал совершенно спокойно.

– У Льва Александровича? – переспросила она. – А ключи у тебя есть? Мы, может, с утра на дачу поедем. Или ладно, дождемся тебя.

– Не дожидайтесь, мам, – улыбнулась Ева. – Есть у меня ключи, все в порядке.

– Ну и хорошо тогда. Спокойной ночи!

Это была странная ночь! Ева сама не понимала, что странного во всем, что с нею происходит. Вернее, она не находила слов, которые точнее называли бы происходящее…

Она все-таки выпила немного «Амаретто» с горьковатым привкусом миндаля и, к собственному удивлению, почувствовала не обычную в таких случаях головную боль, а приятное тепло во всем теле.

– Видите, я же вам говорил, – глядя на нее с улыбкой, произнес Лев Александрович. – Хорошие напитки веселят душу, а не угнетают.

В гостиной стояли только два больших кресла с резными подлокотниками и зеленой шелковой обивкой; бокалы и бутылки пришлось поставить на пол. Ева пила ликер маленькими глотками и чувствовала, что время стало таким же тягучим, как этот густой сладкий напиток.