Ресторан "Березка" - Евгений Попов

– Расчет безошибочен, – сказал брат. – Гусь в милицию не ходит, у самого рыло в пуху.

– Но когда же они успели? – все ломал голову В.Н.

– Когда надо, тогда и успели, – радовался брат.

В.Н. тоже был очень доволен: у него в другом кармане лежало 970 рублей, приготовленных для покупки кожпаль-то либо дубленки, которые он не показал «кукольникам» и которые они, следовательно, не украли. Он сказал об этом брату. Брат схватился за голову и искренне поздравил его с удачей.

А ведь и у самого В.Н. довольно бандитская морда. Он тоже вырос на этом же самом Арбате, и многие из его сверстников легко, как птички, вылетали из родного гнезда и садились на долгие годы. Однажды В. Н. решил навестить друга детства, не зная его дальнейшей биографии, и мать друга захлопнула дверь перед самым носом визитера, когда на вопрос «кто вы такой?» В.Н. сказал, что «не видел друга 10 лет». Мать подумала, что В.Н. тоже вышел из лагеря. Потом, когда друг вернулся с работы и объяснил, что В.Н. крупный инженер одного важного завода, мать смутилась и долго просила прощения. И они втроем долго, искренне хохотали над всей этой историей...

Меня удивляет, что у многих моих бывших коллег вполне пристойные фотографические лица. Следовательно, не исключено, что и в жизни они, видать, вполне пристойные ребята. Одеты, видать, в хорошие костюмы, а то и в финские кожаные по́льты за 1011 рублей. Однако чтение их произведений вызывает у меня лишь искреннее веселие. Вот что пишет один из них: «При свете костра лицо Степы казалось медным».

Тут хочется поспорить с тобой, товарищ! Не лицо, а лоб. Лоб у твоего Степы, да и у тебя тоже, казался и оказался медным. Вот так-то, товарищ!..

А впрочем – не виню. Каждый человек хочет просто жить на земле, и если это ему удается, то и дай бог ему здоровья, а то и счастья. Неправда, что кто-то что-то делает за чужой счет. Мне лично сей графоман не вреден, а вреден он другому такому же графоману, а я же, хе-хе-хе, имею довольно определенное мнение о себе и потому таковым себя не считаю. А кто говорит, что ему этот графоман вреден, что этот дурачок, написавший про «медный лоб», живет за его счет и занимает его место в кабаке, на собрании, в Дубултах и Коктебеле, тот ставит себя на одну доску с этим человеком вне зависимости от своих личных качеств. Да осенит густая тень русской литературы сиих убогих! Да пущай оставит солнце русской прозы блин на их медных лбах!..

Так думал мой персонаж, переступая ногами в направлении магазина «Свет».

– А места хватит всем, – бормотал он. – Сферы расширяются, но каждый должен сам создать свое пространство. Художник строит свой дом, находясь внутри него, и, когда дом построен, он с ужасом смотрит в окно, ибо дверей в этом доме нет, и как из него выбраться – непонятно. Вот и летит он вниз, ломая голову. Или разрушает дом. Или, смирившись, проводит остаток дней у затухающего камина, лениво вспоминая, как он строил этот дом...

И последний сюжет, извольте. Персонажу случайно удается посмотреть фильм «Гибель богов» Лукино Висконти. Телелясову бы жить да радоваться, а он все бормочет, бормочет...

Гибель, видите ли, богов. Как сказал лектор, фильм, разоблачающий, видите ли, западноевропейский фашизм, его биологические, социальные и философские корни, не свободный, видите ли, от ошибочных воззрений. Да уж и понимаю, что вульгаризирую – и не только в последней фразе, но и в той, на конце которой ставлю сейчас точку. А что делать, когда раздражен, когда параллельно с «Гибелью богов» разыгрывается собственная гибель, сюжет отчуждения. На мой взгляд, интеллектуализм по природе своей, по своим биологическим, социальным и философским корням столь же жесток, как когда пол-литру мужики на троих делят или спорят подростки о том, что краше – «Спартак» или ЦСКА.

Интеллектуализм – коварная сука. Допуская, требует – уж тебе фу-ты-ну-ты – совершенно безоговорочного поклонения и подчинения. Чуть ли не вскидывай руку и не вопи на интеллектуальном языке «хайль». Иначе следует немедленное отлучение и кара; поджатые губы, истерический говорок, клятвы неизвестно чем и постепенно разгорающийся бытовой скандал, который запросто может закончиться безобразнейшими сценами и текстами, далекими от интеллектуализма, как Луна от Земли. О боже мой!.. Почему же хотя бы тут предохранителя, «пробки» нет? Казалось бы, ну вот, ну, допустим, «Гибель богов». Фильм развенчивающий, разоблачающий... Но во мне все скрежещет от такого гениального без кавычек, такого нечеловеческого фильма, и смотреть его снова мне не хочется уж никогда. Пусть я дурак, мужлан, хам и неуч, как меня только что определила жена, а там зато, в фильму, все убивают да убивают. И насилуют. И я понимаю, конечно же, что это и условность, и наложение там елизаветинской драмы, мифологема и так далее. Ну, а мне-то что с того, когда убивают да убивают. И насилуют... Ай-я-яй, как запел! Сладенького тебе захотелось? Чернухи? Китчу? Не выдержал, говнюк, испытания настоящим искусством?

Ну, не выдержал. Так ведь не на экзамен ходил, а в кино, трагедию сопереживать, как древний пластический грек. А Висконти ваш – злой, непонятный, шаманствующий гений. Я же не отрицаю, что гений. Ну, гений... И вообще – сгинь, сгинь, Висконти! Я ложусь спать и буду во сне смотреть Феллини. Я Феллини люблю. А Висконти ваш... он... он летучая мышь, этот ваш Висконти. На белую простынь серыми крыльями шурша... Вампир! Чего душу сосешь? На что намекаешь?..

Вот и сами посудите, до какого распада может довести человека бытовое раздражение. Человек окончательно вязнет в пошлости и мгновенно теряет способность адекватно воспринимать достижения мировой культуры. Ах, прав Висконти, недобр, недобр этот мир! Недобры, недобры, недобро человечество! Уж если люди ругаются из-за киноленты, тянутся к бутылке, лезут в бутылку, изрыгают инвективы, то чего уж там толковать о какой-то мировой гармонии! Ее нету и не будет. Молчать бы уж лучше в тряпочку насчет этой самой гармонии. Но как же тогда все это совместить? И чистую совесть, и изумрудный лужок, где коровушка кормится, с сией разрушающейся валгаллой и полной гибелью человечества под ее обломками? Отвечаю: не трусь, товарищ, а прибегни к солипсизму. Как что видишь, как думаешь, так оно и есть, так оно и будет. Будешь думать «хорошо», станет хорошо, будешь думать «плохо», станет плохо. Мысль плоская, глупая, а потому в толкованиях и пояснениях не нуждается.

Так бормотал Телелясов, и его снова, как и в самом начале, обозвали свиньей. Но в чем-то и он, вероятно, прав: уж больно строг этот мир, прямо плачем и рыдаем! И ведь случилась-то обыкновенная русская история: искал гармонии, а схлопотал, как олень, палкой по морде. Не суйся куда не надо... Однако истины ради следует заметить, что Телелясов сам во многом виноват. Ну с чего это он вдруг набросился на Висконти, как будто тот у него что-нибудь украл. Если ему не понравился метод художественного осмысления великим режиссером германо-скандинавского эпоса, он должен был, как интеллигентный человек, безо всякого раздражения потолковать об эпических следствиях великого переселения народов, о «Кольце Нибелунгов», Зигфриде, Фафнире, о романтической тоске древних героев по идеалу, о Рихарде Вагнере, который в молодости вместе с Бакуниным строил в Дрездене баррикады и на которого, перед тем как попасть в сумасшедший дом, рассердился Ницше. И гармония, и русские классики, и Томас Манн, и Джойс – целая эпоха, да и не одна, наверное... И лишь потом можно было перекинуть мостик к Висконти. И здесь уж Телелясов мог развернуться во все свои оставшиеся силы. Мог сказать, что ему не нравится трактовка «Гибели богов», как собственно гибели, трагедии, что ему гораздо милее другое название эпоса, исчезнувшее в процессе интерпретаций,– сумерки богов... Сумерки, а не гибель. Сумерки. Ночь. Рассвет. И зарождается новый богооставленный человек, но не супер, а – просто, просто, просто – жив человек, и все тут, и нечего ломать над его головой копья!..