Когда король падет - Мари Нихофф

на колени, нависла над ним и стала расстегивать пуговицы на его рубашке.

Он следил за моими движениями из-под опущенных век, а потом привстал, чтобы я стянула с него рубашку. Я сбросила свитер и взялась за шнуровку на юбке, но Бенедикт отстранил мои дрожавшие руки и распустил завязки. Он стянул с меня юбку, и я потянулась к ремню на его брюках.

– Я все еще не понимаю, – произнес он, и я замерла, вопросительно глядя на него.

– Мне прекратить?

Уголки его губ дернулись в улыбке.

– Ни в коем случае. Ты можешь делать все, что только заблагорассудится.

Он окинул меня взглядом – на мне осталось только полупрозрачное нижнее белье – и тепло разлилось по телу.

– Снимай штаны, – прошептала, отойдя в сторону. Он подчинился. – И все остальное, – добавила я, и его боксеры полетели на пол.

– Какие будут дальнейшие указания?

Бенедикт откинулся на спину, опираясь локтями в кровать и чуть приподняв корпус. Почти с благоговением я гладила его обнаженное тело: по рельефной груди вниз к волоскам под пупком, а потом не спеша опустила руки ниже.

Он громко ахнул, когда я взялась за его эрегированную плоть, массируя ее. Я понаблюдала за его реакцией: он прикрыл глаза, позволяя мне взять все под контроль.

Обычно ведущую позицию занимал он, и мне никогда не хотелось что-то менять. Но сегодня все было иначе. Как это часто случалось, Бенедикт дал мне то, в чем я нуждалась. Он позаботился, чтобы я хотя бы на миг не чувствовала себя беспомощной, потерянной.

– Сядь, – спокойно велела я, опустив руки. Он выпрямился и переместился назад, упершись спиной в изголовье кровати. Я избавилась от нижнего белья, ощущая на себе его обжигающий взгляд. Но Бенедикт не шевелился. Он ждал, пока я взяла с тумбочки презерватив, натянула его и вновь забралась ему на колени. Бенедикт не касался меня, позволяя двигаться в своем темпе.

Я опустилась ему на бедра, чувствуя между нами его эрекцию, и положила его руки на свою обнаженную грудь. Пока он ласкал меня, я подалась вперед, потираясь о его член.

– Черт, Флоренс, – прорычал он, но подгонять меня не стал. Я смахнула прядь волос с его лба и, выдержав его взгляд, продолжила тереться. Влага скапливалась у меня между ног, возбуждение нарастало, и внизу живота возникло приятное тянущее чувство.

Я чуть приподнялась, и тогда Бенедикт схватил меня за бедра, притянул к себе и поцеловал в губы. Но он все еще сдерживался, не пытаясь руководить мной.

Я опустилась на него и простонала, не разрывая поцелуя, когда он проникал в меня все глубже. Он впился ногтями мне в ноги, я почувствовала его дрожь.

Вокруг витал его аромат, тяжелый и пьянящий запах леса и костра обещал вожделение и безопасность. Я мечтала остановить время, чтобы вечность прожить в этом моменте.

– Мне кажется, я люблю тебя, – выговорила, задыхаясь.

Бенедикт застыл, я тоже замерла. У меня пересохло в горле, а сердце горело.

Выдохнув, Бенедикт обхватил меня и прижал к себе так крепко, что я, казалось, почувствовала биение его сердца.

– Надо было лучше беречь свое сердце от тебя, Флоренс, – проговорил он, прильнув ко мне. – Потому что в своей любви я давно уверен.

Это признание пронзило мое сердце, хотя о его чувствах я уже знала.

– Очевидно, мы оба не преуспели в спасении себя, – заметила я, но голос у меня сломался.

– Ничего, переживем.

Он потянулся ко мне губами и увлек меня в поцелуй. Я начала двигаться на нем, тая от вожделения и раскаяния, тлея от любви и печали. Из уголка глаза выскользнула слеза и покатилась по щеке, но Бенедикт ничего не заметил. Не обратил внимания так же, как не замечал ложь, которой я окружила его. Я корила Бенедикта за это. Спроси он о причинах моей печали, я бы, наверное, разрыдалась и рассказала обо всем. Но, похоже, он затерялся во мне, и спасение оказалось невозможным.

* * *

Остаток ночи я провела в объятиях короля, прижимаясь к его обнаженному телу, ставшему мне таким дорогим, кутаясь в шелковые простыни. Я наслаждалась каждым мигом близости, вырванным у суровой реальности, прислушивалась к каждому звуку, который он издавал, к биению его сердца.

Так проходила каждая ночь, которую мы провели в одной постели, но в этот раз я не заснула рядом с ним. Мучась от бессонницы, я смотрела в потолок. Я ждала, когда дыхание Бенедикта выровняется, когда темнота окончательно поглотит спальню, надеясь, что ни того ни другого никогда не произойдет. Но через час Бенедикт погрузился в сон, и я больше не могла оттягивать неизбежное.

Ночь коротка. Пришло время. Я должна решиться.

Я неторопливо выбралась из постели, стараясь не разбудить Бенедикта. Его рука потянулась за мной, но он не пошевелился, глаза оставались закрытыми. Похоже, он крепко спал.

Я опустилась на колени возле кровати и дрожащими руками вытащила из тайника кинжал. Осторожно извлекла лезвие из ножен и залезла в постель.

Бенедикт раскинулся передо мной, его обнаженное тело было прикрыто одеялом лишь наполовину. Широкая грудь вздымалась и опускалась. Его лицо наполняли спокойствие и легкость – это могла наблюдать только я и лишь когда мы оставались наедине. Никому, кроме меня, он не показывал свою уязвимую сторону, даже Лире. Можно было попытаться внушить себе, что это маска, которую он надевал, чтобы ввести меня в заблуждение, – так я и делала на протяжении полугода. Но сама не верила в это: мой самообман был очевиден.

Я – единственная, кому Бенедикт показывал себя настоящего. Я стала для него такой же особенной, каким он для меня.

На глаза навернулись слезы и потекли по щекам, закапав вниз. Взгляд затуманился, из груди рвались рыдания. И все же я вцепилась в рукоять кинжала, приставив острие к груди Бенедикта, между ребер. Я глубоко вдохнула.

Все сейчас закончится. Я убью его и поставлю свечу на окно. Потом Валь вытащит меня. Миссия будет выполнена, и вместе с ней закончится все, что наполняло мою жизнь на протяжении полугода.

Больше никогда Бенедикт не выпьет моей крови и не разделит со мной постель. Никогда я не поужинаю в его компании, не посмеюсь над его шутками, не подразню его. Никогда Бенедикт не обнимет меня, если я не смогу уснуть, не погладит меня по волосам, чтобы разбудить. Все, что случилось со мной в замке, обратится воспоминанием и однажды угаснет. Мелодия отзвучит и сменится тишиной.

А тишина продлится вечность.

Я не хотела даже представлять это.

Но не