Лихорадка - Тесс Герритсен

– Мне не нужны никакие подтверждения. Я видела, как дрались два мальчика. Выбежала, чтобы разнять их, и меня повалили на землю. То, что произошло, было отвратительно. Жестоко. Даже не могу поверить, что ты сочувствуешь мальчишке, который напал на меня…

– Напал?

– Физический контакт был. Я упала.

– Ты намерена предъявить обвинение?

Она открыла рот, чтобы сказать «да», но в последний момент остановилась. Предъявить обвинение – значит предъявлять доказательства в суде. И что она скажет под присягой? Она видела ярость на лице Ноя, знала, что ему хотелось ударить ее. То, что он так и не поднял на нее руку, – это детали; дело ведь в том, что он намеревался так поступить, выражение его глаз было жестоким. Но видел ли это кто-нибудь еще?

– Нет, я не хочу предъявлять обвинение, – сказала она. И великодушно добавила: – Я дам ему возможность исправиться.

– Я уверен, Ферн, Ной будет тебе благодарен за это, – заверил он.

А она печально подумала: «Не его благодарность мне нужна. А твоя».

– Может, все-таки поговорим? – спросила Клэр.

Вместо ответа Ной съежился, словно амеба, и придвинулся к пассажирской дверце.

– Рано или поздно, дорогой, нам придется поговорить об этом.

– А зачем?

– Затем, что тебя отстранили от учебы. И теперь мы даже не знаем, когда тебе разрешат, если вообще разрешат, вернуться в школу.

– Ну, не вернусь в школу, и что с того? Я все равно там ничему не научился. – Он отвернулся и уставился в окно, давая понять, что разговор окончен.

Клэр молча вела машину, ее взгляд хоть и был устремлен на дорогу, но она едва ли замечала, что там происходит. У нее перед глазами всплыл образ ее пятилетнего сына – мальчик свернулся калачиком на диване и был слишком расстроен, чтобы рассказать, как его в тот день дразнили в школе. Он никогда не отличался словоохотливостью, подумала она. Всегда замыкался в себе, окружая себя стеной молчания, и с годами эта стена стала еще более толстой и непробиваемой.

– Я все думаю, что нам делать дальше, Ной, – начала она. – Мне нужно понять, чего хочешь ты. Правильно ли я поступаю, по твоему мнению. Ты ведь знаешь, что с работой у меня не все в порядке. А теперь, когда окна разбиты, а ковры изуродованы, пройдут недели, прежде чем я снова смогу принимать пациентов. Если они вообще захотят прийти… – Клэр вздохнула. – Я просто хотела найти место, где бы тебе было хорошо, где мы оба могли бы начать новую жизнь. А сейчас мне кажется, что я лишь все испортила. – Она въехала во двор дома и заглушила мотор. Некоторое время мать и сын сидели молча. Потом она повернулась к нему. – Можешь не рассказывать мне ни о чем прямо сейчас. Но потом нам придется все обсудить. Мы должны принять решение.

– Какое еще решение?

– Стоит ли нам вернуться в Балтимор.

– Что? – Он вздернул подбородок и наконец посмотрел на маму. – Ты хочешь сказать, уехать отсюда?

– Ты же сам постоянно твердишь, что хочешь вернуться в Балтимор. Сегодня утром я звонила бабушке Эллиот. Она сказала, что ты можешь приехать прямо сейчас и пожить у нее немного. А я приеду потом, когда упакую вещи и выставлю дом на продажу.

– Ты опять за свое. Решаешь за меня, как мне жить.

– Нет, я прошу тебя помочь мне сделать выбор.

– Ты не просишь. Ты уже все решила.

– Это неправда. Однажды я совершила ошибку и больше не хочу повторять ее.

– Ты хочешь уехать, я правильно понял? Все эти месяцы я мечтал вернуться в Балтимор, но ты меня не слушала. Теперь ты решаешь, что пора валить отсюда, и при этом спрашиваешь: «Чего ты хочешь, Ной?»

– Я спрашиваю, потому что это важно для меня! Я всегда считалась с твоими желаниями.

– А если я скажу, что хочу остаться? Что, если у меня появился друг, который мне очень дорог, и она живет здесь?

– Все эти девять месяцев ты говорил только о том, как ты ненавидишь это место.

– И тогда это тебя не волновало.

– Чего же ты хочешь? Что я могу сделать, чтобы ты был счастлив? Есть хоть что-нибудь, что может доставить тебе радость?

– Ты опять кричишь на меня.

– Я так стараюсь, но никак не могу тебе угодить!

– Хватит орать на меня!

– Ты думаешь, легко быть твоей матерью? Думаешь, с другой матерью тебе было бы лучше?

Он ударил кулаком по торпеде, а потом повторил этот жест еще и еще раз в такт своим выкрикам:

– Хватит – на – меня – орать!

Она уставилась на сына, пораженная силой его ярости. И тем, что из его ноздри вдруг вытекла яркая капелька крови. Она упала и скатилась на куртку.

– У тебя кровь…

Он машинально коснулся верхней губы и уставился на свои окровавленные пальцы. Из носа вытекла еще одна капля; она скатилась по лицу и тоже упала на куртку, превратившись в ярко-красное пятно.

Ной распахнул дверцу машины и побежал к дому.

Поспешив за ним, Клэр обнаружила, что он заперся в ванной.

– Ной, открой.

– Оставь меня в покое.

– Я хочу остановить кровотечение.

– Оно уже кончилось.

– Можно мне посмотреть на тебя? Все нормально?

– О Господи! – взревел он, и Клэр услышала, как что-то упало на пол и разбилось. – Почему ты не можешь просто уйти?

Клэр все стояла, глядя на запертую дверь и молясь, чтобы она открылась; но было ясно, что она не откроется. Между ними уже и без того выросло слишком много запертых дверей, а эта была лишь очередной преградой, которую она даже не надеялась преодолеть.

Зазвонил телефон. Бросившись на кухню, она устало подумала: «На сколько же меня хватит?»

В телефонной трубке кричал знакомый встревоженный голос:

– Док, вы должны срочно приехать сюда! Ее нужно осмотреть!

– Элвин? – удивилась Клэр. – Это Элвин Клайд?

– Да, мэм. Я у Рейчел. Она не хочет ехать в больницу, поэтому я решил позвонить вам.

– Что случилось?

– Я точно не знаю. Но вам лучше приехать как можно скорее, потому что она залила кровью всю кухню.

Когда Клэр прибыла к дому Рейчел Соркин, уже смеркалось. Стоя на крыльце, Элвин Клайд наблюдал за своими собаками, которые носились по двору.

– Плохо дело, – мрачно сообщил он, когда Клэр поднялась по ступенькам.

– Как она?

– Сумасшедшая дуреха, вот она кто. Взяла и выставила меня вон, а я ведь просто пытался ей помочь, понимаете. Говорит: «Иди на улицу, Элвин, а то кухня тобой провоняет». – Мужчина опустил голову, и его простоватое лицо приняло совсем унылое выражение. – Она была так добра ко мне, когда я поранил ногу и все такое. Я тоже хотел отплатить ей добром.