Виктор Лягин. Подвиг разведчика - Александр Бондаренко

Несколько разочаруем читателя: о том, кто именно в операции участвовал, Галина Келем в то время знать не могла, потому как это ее напрямую не касалось. Одно из строжайших требований конспирации — никто не должен знать ничего лишнего. Конечно, про Сидорчука она могла догадываться — все-таки муж куда-то исчезал из дома, но вряд ли он посвящал Галину хоть в какие-то подробности. Так было спокойнее и для него, и для нее, да и для всей резидентуры… Поэтому, кстати, далеко не все рассказы уцелевших «маршрутников» представляются достоверными.

Возвратимся, однако, к событиям ноября 1941-го.

«Заявка» была сделана серьезная! Очевидно, гитлеровцы поняли, что это уже совсем не то, что расстрелянные ими 28 несчастных рабочих, которые «якобы хотели взорвать местную электростанцию», — совсем иной уровень!

Ну а для полного, так сказать, комплекта именно в тот злосчастный день, когда склад взлетел на воздух, до Николаева дошли берлинские газеты, в которых была перепечатана та самая радиоречь Розенберга, одного из главных идеологов рейха — мол, в Николаеве «немецкие солдаты чувствуют себя как на курорте». Думается, что перепуганные и озлобленные наци крыли рейхсминистра за его неуместный оптимизм не меньшими — извините! — «хренами», нежели коварных партизан, совершенно позабыв, откуда он совсем еще недавно получал ободрявшую его и фюрера информацию о «курортной» жизни в завоеванном городе.

Немецкая администрация пришла в бешенство:

«Приказ полевого коменданта гор. Николаева

22 ноября 1941 г. умышленно сожжены в парке Петровского (Луна-парк) деревянные помещения.

Ввиду этого приказываю:

1. Городу заплатить до вторника — 25 ноября 1941 г. до 9 часов утра 500 000 руб.

2. В случае если до вторника до 18 часов вечера не найдутся виновники, прикажу повесить определенное количество жителей.

3. С 18 часов вечера до 5 часов утра воспрещается каждому выходить на улицу, за исключением тех жителей, которые имеют удостоверения от своего учреждения, что они находятся в пути до или после работы.

Запрещение входит в силу с понедельника с 18 часов вечера».

Виновные, разумеется, не нашлись — и десять ни в чем не повинных горожан были повешены…

Кстати, подобные расправы над мирными жителями относятся к разряду военных преступлений, за что, как мы знаем, «николаевские» гитлеровцы во главе с генерал-лейтенантом Германом Винклером понесли соответствующую суровую кару. Но это будет еще впереди. А пока же всем стало ясно: «курортный сезон» в причерноморском Николаеве для гитлеровцев завершился окончательно и бесповоротно — до самого конца их проклятой оккупации.

И еще стоит обратить внимание на слова приказа про «деревянные помещения». То, как горело, видели очень многие, а потому всем было понятно, что «партизаны» уничтожили не только эти самые сараи… Но такова уж природа оккупационных властей, что не врать они не могут.

Между тем всем уже было очевидно, что война затягивается. Изначально уповая на пресловутый «блицкриг», командование вермахта более чем легкомысленно отнеслось к подготовке к «зимнему сезону». Кстати, тщательно отслеживая военные приготовления гитлеровской армии в начале 1941 года, наша военная разведка отмечала, что немцы не готовят ни зимнего обмундирования, ни горюче-смазочных материалов (ГСМ) на холодное время года. Из этого делался вывод, что в текущем году германского нападения не будет. Но это была ошибка — просто «фрицы» надеялись завершить свою «восточную кампанию» уже осенью.

Однако и осень на завоеванной территории оказалась для немцев непривычно холодной, а там уже «и зима катит в глаза». Следовало срочно утепляться. Прежде всего представители «древней европейской культуры» постарались обворовать местное население, конфисковывая и просто отнимая теплые вещи у мирных граждан; конечно, запросили о помощи рейх — понимая, что из Берлина пришлют обмундирование менее качественное, чем у русских, но хоть что-то…

И действительно, из Германии в Николаев (разумеется, и в другие города тоже, но это не наша история) начало поступать теплое обмундирование, о чем Лягину незамедлительно сообщил работавший на железной дороге Александр Соколов. Однако раздавать своим солдатам зимнюю униформу германское командование не спешило — во-первых, немцы народ экономный, они понимали, что нечего солдатам трепать обмундирование, пока настоящие морозы не ударили; во-вторых, надо было оценить имеющиеся запасы и потом уже их делить, исходя из самых разных соображений: лучшее для войск СС, ну и так далее… То есть всё привозимое имущество поначалу отправлялось на какие-то склады — но вот на какие именно, этого, разумеется, старший кондуктор узнать не мог, такой вопрос с его стороны сразу бы вызвал подозрение.

Помогли местные подпольщики — Николай Нено, работавший в отделе снабжения завода имени 61 коммунара, переименованного в «Северную верфь», сообщил, что склад устроен в подвале обувной фабрики на улице Советской — ранее Соборной, некогда бывшей главной улицей в городе. Осведомленность Николая вопросов не вызывала: в его группу входили грузчики, а без них в общем-то ни в какой работе не обойдешься, потому они и многое знают.

План диверсии на складе разрабатывал опять-таки Виктор Лягин. Понятно, что обмундирование будет гореть гораздо хуже, нежели автомобили и ГСМ, а потому следовало обеспечить условия для того, чтобы тряпье могло как следует разгореться. Поэтому Петр Луценко получил задание блокировать пожарное депо, находившееся неподалеку, на улице Маяковского (до революции — Наваринской, а позже улицы Троцкого, Крестьянского интернационала, а затем уже Маяковского). Луценко и его помощники сумели вынести с «Северной верфи» несколько листов железа и большое количество металлических шпилек, из которых, проявив изрядную сообразительность и использовав старые ватники, сделали очень надежные колючие ленты. В нужный момент эти ленты должны были быть расстелены на дороге, по пути от улицы Маяковского к Советской (или от Наваринской к Соборной, как они там тогда назывались?), где-то на выезде на Католическую (Мархлевского) улицу, что напрямую вела к обувной фабрике…

Операцией, которая проводилась 16 декабря, непосредственно руководил Александр Сидорчук, в ней также участвовали Александр Николаев и местные подпольщики.

Как кажется, немцев подвела именно начальственная скупость. Охранявшие склад часовые были обмундированы недостаточно тепло, а потому, в нарушение требований устава, периодически заходили в караулку, чтобы хоть немножко погреться. Дождавшись очередного такого захода, подпольщики, затаившиеся в разрушенном доме по улице Католической, молниеносным броском прорвались к фабричному зданию, разбили стекла в его подвальных окнах и забросили внутрь помещения бутылки с зажигательной смесью. Убедившись, что на складе вспыхнул пожар, Александр Николаев и его товарищи растворились в ночи…

Выйдя через некоторое время из караулки, немецкие часовые с ужасом увидели, что огонь в подвале разгорается не на штуку, и подняли тревогу. Вскоре сообщение о возгорании дошло до пожарной команды, но только лишь выехавшие по сигналу тревоги пожарные машины успели набрать скорость, как налетели на металлические шипы, камеры полопались, автомобили сели на обода колес, две машины, потеряв управление на скользкой мостовой, столкнулись, и все встало… Пока немцы разбирались с произошедшим, бежали к зданию пожарного депо, готовили новые машины взамен внезапно вышедших из строя дежурных, затем ехали кружным путем через улицу Шевченко (или Таврическую?) и, не набирая скорости, внимательно вглядывались в темноту, чтобы опять не налететь на русские «колючки», — в общем, пока суд да дело, всё на том складе сгорело дотла! Немцы, прослезившись, подсчитали примерные убытки: оказалось, уничтожено порядка восемнадцати грузовиков теплого обмундирования! Ладно, хоть часовые у костерка немного погрелись перед своей неминуемой отправкой на фронт в составе штрафных рот. Что ж делать — любые армейские уставы в полном смысле слова пишутся кровью. Уж если тебе поручен пост, то охраняй и обороняй его от звонка до звонка, ничем не отвлекаясь. Тем более если несешь службу в неприятельском тылу.