Бремя богов - Александр Прозоров

– Экий ты упертый, Степка! – оценила его настойчивость валькирия. – Даже у меня на загривке мурашки дыбом встали! Я тебе, случайно, дорогу не перебегу? Какие твои планы на будущее?

– Нет, Валентина, – вполне серьезно ответил колдун. – Твоя Валгалла – это часть нашего мира, нашего прошлого. Как и Хорватия, Скандинавия, как государство этрусков. На сегодня славянская Русь уже стала единым целым с лесовиками и скифами, прямо сейчас темная Геката заменяет своим культом нильских зверобогов. Аркаим исчез начисто и навсегда, а в Казвине загорелись плавильные печи. Мир становится именно таким, каким ему и положено быть согласно нашим историческим учебникам. Мы смогли вернуть его в первоначальное состояние, Валя. Мы смогли вернуть его в первоначальное состояние, Вик.

Воспитанник древнего братства выпрямился во весь рост, глубоко вдохнул и широко раскинул руки:

– Вот и все, друзья мои! Мы победили! Будущему нашего мира больше нигде и ничего не угрожает! Отныне… – Тут он услышал ехидное фырканье, запнулся, покосился на откровенно ржущих бога войны и его неизменную спутницу и, опустив руки, уточнил: – Слишком пафосно получилось, да? Ну и пускай! Зато правда.

В центре просторного зала в выложенном камнями очаге полыхал яркий, жаркий костер, дым которого уходил наверх, в небольшую бревенчатую надстройку, и просачивался наружу через широкие волоконные оконца. Пол вокруг пламени выстилала плотная толстая кошма, приятно греющая и покалывающая босые ноги, стены закрывали ковры, по потолку шла рядами серебристая ольховая черепица, скрывающая под собой толстый слой легкого, густого и теплого болотного мха.

– Мое почтение, повелительница, – склонился в дверях седовласый Вьюн, крепкий еще старик из рода росомахи, когда-то спасенный Любым из лап шатуна и с тех пор преданно служащий повелителю оборотней. В память о том событии на лице и руках охотника сохранились глубокие шрамы.

Как выглядело остальное тело, спрятанное под расшитой костяными шариками курткой и кожаными штанами – Катя предпочитала не думать.

– Доброго тебе вечера, Вьюн, – кивнула в ответ девушка и вышла в соседнюю горницу, чтобы не мешать лесовику закладывать в огонь принесенные чурбаки.

– Наше почтение, повелительница!

– Сидите! – жестом остановила женщин Катерина и прошлась за их спинами.

В проникающем через широкую арку свете очага служанки раскраивали меха, готовясь сотворить для супруги повелителя оборотней новое платье. Горлышки горностаев на грудь и песцовый мех на спину, собольи шкурки на рукава…

– Мы полагаем, повелительница, горлатный верх отделить от куньих спинок двумя рядами золотых пластин с самоцветами. Зелеными, алыми, синими, – торопливо отчиталась старшая из служанок. – Варяги намедни привезли целый сундук. Красивые-е!

Катя увидела, как одна из совсем юных лесовичек при взгляде госпожи схватилась за широкий кремниевый нож, потянулась за шкуркой – и вскинула руку:

– Не торопись, Олейка! Я знаю твою старательность. Лучше пусть будет без спешки, но хорошо. До зимы время еще есть, успеете. Как, кстати, твои тревоги?

– Уже лучше, повелительница. – Щеки девушки покрыл румянец, и она потупила взгляд.

– Утром расскажешь, – улыбнулась Катя и приказала: – Хатака, пусть мой завтрак принесет Олейка!

– Да, повелительница, – склонила голову старшая служанка.

Екатерина шагнула дальше, к стене, остановилась возле бадейки, в которой мокли какие-то кожаные обрезки, взглянула сверху вниз на свое отражение.

Замшевая юбка, пояс из золотых медальонов с янтарными пластинками, лиф из стриженой рыси, соболья опушка на рукавах и вороте, широкое ожерелье из золота с жемчугами и жемчужная же диадема на волосах.

А как же – жена повелителя оборотней!

Катя вдруг резко повернулась, вышла из людской служанок, пересекла большой зал, светелку с другой стороны, еще одну, и остановилась в освещенной тремя масляными лампами горнице – застеленной коврами, с обитыми кошмой стенами и подшитым раскрашенными циновками потолком. Неуверенно потопталась в самом центре.

Внезапно одна кошма откинулась, и сквозь окно в бревенчатой стене в комнату заскочил огромный матерый волк – покрытый густой, с проседью, серой шерстью, с широкой грудью, огромной пастью и клыками длиною в мизинец. Зверюга сделала несколько кругов, с каждым витком оказываясь все ближе к своей жертве. И так до тех пор, пока не притерлась боком к Катиной юбке… Затем волк кувыркнулся – и перед хозяйкой дворца распрямился обнаженный мужчина; темноволосый и остроносый, с татуировкой в виде окруженного рунами коловрата на груди. Перекинувшийся оборотень обнял девушку, поцеловал и прошептал на ухо:

– Я тоже очень тебя люблю, моя Катенька…

– Никак не могу привыкнуть к тому, что ты слышишь мои мысли, Андрей, – девушка провела пальцами по волосам мужа.

– А я никак не могу привыкнуть, что твои мысли столь соблазнительны!

Оборотень подхватил жену на руки, вышел с ней в соседнюю горницу, свернул в боковой проход, поднялся по лестнице в светелку с двумя большими слюдяными окнами. Одно из них выходило в черноту ночи, а через второе в опочивальню проникали огненные отблески из большого зала. Здесь повелитель лесовиков опустил девушку в постель, полностью заваленную мехами – овчиными и лисьими покрывалами, каракулем и бобром, барсучьими и собольими накидками, – снял с нее платье, скользнул по телу ладонями, губами… И утопил в жарких ласках и тепле мехов.

Когда мужчина наконец-то утолил свою и ее жажду, молодая женщина поднялась, подошла к окну, положила ладони на слюду, за которой играло и металось пламя, тихо пробормотала:

– Кто бы мог подумать… Кто бы мог подумать, что я стану женой повелителя оборотней! Хозяйкой огромного дворца и целой страны, живой посредницей между людьми и богом.

– Ты грустишь?

– Ну что ты, Андрей! – мотнула головой Катя. – Если выбирать между судьбой затюканной серой мышки в двадцать первом веке и королевской жизнью в неолите, то уж лучше быть королевой! Со мною мой любимый, я живу в золоте, мехах и жемчугах, моему слову повинуются все встречные и поперечные. Сплю на соболях, кушаю на серебре…

Мужчина поднялся, подошел к ней сзади, тихонько поцеловал в плечо:

– Ты забываешь, что я чувствую твои мысли, моя любимая. Ты грустишь… – Он снова прикоснулся губами к теплой бархатистой коже. – Скажи, что тебя тревожит? Чего тебе хочется? Клянусь, я исполню любое твое желание!

– Да ничего не тревожит, Андрей, – покачала головой Катерина. – Просто иногда становится… Скучновато. Из развлечений здесь одни только сплетни да откровения служанок о любовных похождениях. Иногда хочется… – Молодая женщина замолчала, а потом вдруг резко повернулась к мужу лицом: – Хочу в кино!

– Но, Катя… До изобретения кинематографа еще двадцать восемь веков!