За час до убийства (сборник) - Владимир Вычугжанин

Не стоит и упоминать о том, как напряглись враждующие стороны в предчувствии решающей схватки!

– Перед самым началом собрания меня вызвал к себе Бутыльков, – рассказывал потом Пеньчук. – Главный редактор был спокоен и даже весел. Когда я вошел в кабинет, он мирно беседовал с … Романом Топчановым.

Увидев Романа, Олег внутренне содрогнулся. Не пришел ли дотошный репортер рассказать об их ночных злоключениях? Причем, Олега преследовало смутное видение: его-то самого, то бишь, Пеньчука, пытали подручные Курносова и насильно вливали в рот водку. А Топчанов был при этом лишь наблюдателем и с любопытством изучал реакции Олега на приемы мучителей, пока истязуемый не потерял сознание…

Но, похоже, Топчанов не сказал редактору ни слова о той злополучной ночи. Иначе Бутыльков не обратился бы приветливо к Олегу:

– Познакомься – Роман Топчанов! Ах, вы знакомы? Что ж, тем лучше – с сегодняшнего дня Роман работает у нас!

И вновь недоброе предчувствие шевельнулось в душе Пеньчука. Слишком много он слышал о Топчанове (не только рассказы Романа о собственных подвигах), чтобы обрадоваться сообщению Бутылькова. Да и у самого редактора, хоть он и был оживлен не в меру, пальчики предательски подрагивали. Впрочем, это могло быть лишь последствием вчерашнего перепоя.

– Хотел бы я знать, – обращаясь к Пеньчуку, начал редактор, – что ты накопал в лицее? Узнал, кто анонимщик?

Что мог ответить Олег? По выразительному взгляду Топчанова он понял, что не должен говорить о страшной ночи в подвале Курносова ни слова. Пеньчук стал бормотать о существующем в лицее подполье, о том, что автор анонимки наверняка из этих людей. Евгений Иванович вскипел моментально – уж очень он не любил таких вот квелых, бормочущих, а, главное, ничего не знающих олухов! Багровый аж до синевы, шеф стал приподниматься…

Но продолжить страшное для Олежки расследование у Бутылькова не получилось. Публика, жаждущая крови главного редактора, потребовала: шеф должен немедленно явиться на общее собрание коллектива.

– Ну, собаки! – прохрипел Бутыльков, резво рванув с места. – Сейчас вы у меня получите!

Атака

Обойдите все газетные киоски города. Ни в одном из них вы ничего не найдете, кроме тошнотворной рекламы. Ядовитые, ярко раскрашенные буклеты выдают себя за газеты. Но попробуйте из них извлечь хоть капельку правды о нашей жизни! Не стало газет, пропали и их читатели. Ни одно регулярное печатное издание не выдержит натиска бесплатной многоцветной макулатуры. Заполняя каждый почтовый ящик, такая дешевка преподносит горожанам телепрограмму на неделю, краткую информацию о происходящем и обширные славословия новых товаров. А большего нашему читателю, как оказалось, и вовсе не надо.

Но еще совсем недавно у газетных киосков выстраивались очереди. Люди жаждали именно газетных публикаций. И изданий было много, и вели они острую конкурентную борьбу за читателя. И это тоже было интересно, и покупатели брали сразу несколько враждующих между собой газет, чтобы на досуге насладиться лихой перебранкой журналистов.

Постепенно угасал читательский интерес к главной газете области. «Рабочее слово» потеснили молодые и наглые конкуренты. Сократился тираж – сократились и доходы редакции. Как ни крути, подоплека плеснувшего через край конфликта в коллективе была связана именно с уменьшением числа читателей и почитателей «Рабочего слова». Давние проблемы обострились донельзя.

Но началось собрание вовсе не с обсуждения этих важных вопросов. Надо прямо признать, что оппозиция плохо подготовилась к предстоящему сражению. Несогласованностью действий бунтарей воспользовалась недавно принятая молодая сотрудница Элина Кежапкина. Она успела обратить на себя внимание обостренной тягой к вопросам пола и всякого рода извращениям.

По редакции озабоченная девица шастала в ярко-красных рейтузах, обтягивающих ее тощий зад, на что главный редактор немедленно отреагировал язвительным замечанием: «Нашла себе место, где быков дразнить!» А мужская половина редакции состояла, как известно, из одних «вытиранов», которые за долгие годы вытерли и протерли известными местами свои рабочие стулья.

И сегодня Кежапкина, поймав, как она считала, подходящий момент, сходу бросилась в бой на одного из бодливых быков:

– Виктор Ефимович, – сходу обратилась она к Осинскому, (по слухам, она успела сделать минет всем начальникам, а потому и вела себя довольно развязно) – почему вы, человек взрослый и образованный, постоянно вычеркиваете в моих статьях слово «презерватив»?

По залу пронесся общий вздох одобрения и восхищения. Несмотря на несвоевременность любопытства журналистки, это был с ног сшибающий удар. Заместитель главного редактора сразу оказался в нокдауне.

Всем сотрудникам редакции была известна стойкая пуританская позиция Виктора Ефимовича: он решительно выбрасывал из статей «продвинутых» журналистов слово «презерватив». Однако такая своеобразная «борьба за чистоту газетного языка» обернулась для заместителя редактора невиданным скандалом. При переезде Осинского из кабинета в кабинет видавший виды письменный стол неожиданно развалился.

Первой, как всегда, на месте ЧП оказалась секретарша Эллочка. Она-то и подняла страшный крик: из ящиков стола посыпались те самые запретные для наших страниц «изделия», причем, разных расцветок, импортные! «Вас-то кто просил лезть в мой стол, – орал побагровевший от стыда Осинский (ведь на крик секретарши сбежалось полредакции!) «Ничего я не лезла, – смеясь, оправдывалась Эллочка, – они сами выпали!»

В зале не было таких, кто не слышал бы об этой постыдной истории. Тайный эротоман Осинский, заалевший, как невинный вьюнош, лишь подыскивал слова для достойного ответа, как на помощь ему пришел собутыльник и кореш – наш главный редактор.

– Сейчас не время возиться с проблемами сексуально озабоченных девиц, – решительно заявил Евгений Иванович и попытался взять инициативу в свои хозяйские руки. Но тут на баррикады взлез главный «контрик» Петя Кирюхин.

– Минуточку! – остановил он шефа не менее энергичным жестом. – Я вот хотел бы выяснить, каким образом у нас определяется размер гонорара!

По словам Пети, за его несколько «содержательных» статей выплатили меньше сотни, а вот воспоминания уважаемого редактора, который тиснул в собственной газете о пребывании в… больнице, оценили аж в две сотни рублей!

– Как же тебе не стыдно, Петя! – на этот раз за редактора вступился Осинский. – Человек болел, страдал, сколько он из-за этого не смог написать! И вот, когда опубликована правда об его мучениях, ты набираешься наглости, чтобы спросить: сколько ему заплатили?

От стыда за Кирюхина (а, вернее, используя благоприятный момент, чтобы смыться) Осинский демонстративно покинул собрание. При этом, выходя, Виктор Ефимович врезался плечом в дверной косяк. Вот как закружилась у человека голова от хамства Кирюхина и от сочувствия к другу– редактору!

И хотя Осинский, как всегда, малость переиграл, противники вынуждены были умолкнуть. Но не надолго.