Игра в имитацию - Мила Гусева

губ. — Его папаша подцепил здесь какой-то вирус и умер. Поэтому он хочет создать человеческий организм, невосприимчивый к разной заразе. Вроде как модифицирует генетический код, а потом… подсаживает эмбрионы. Но пока ничего не получилось… Они все оказались нежизнеспособны.

Oh merda. Такого Уэнсдэй не ожидала.

Попросту не могла представить, что всё может оказаться настолько серьёзно — даже весьма поверхностных познаний в генетике оказывается достаточно, чтобы прикинуть, какая колоссальная подготовка требуется для подобных экспериментов.

Это дело не одного дня и даже не одной недели. Чтобы незаметно оборудовать всем необходимым заброшенную лабораторию, потребовались месяцы, если не годы.

И за всё это время никто из окружения профессора совершенно ничего не заподозрил.

Просто поразительно, насколько невнимательными подчас бывают люди.

— Его мать считает, что гораздо легче управлять людьми, у которых шаткая психика. Иногда она приходит сюда и читает нам проповеди, чтобы мы искренне поверили, что служим благому делу… — Дивина на секунду умолкает, неопределённо дёрнув худенькими плечами, а потом понижает голос до вкрадчивого шёпота и сконфуженно выдавливает признание. — Наверное, я бы и правда поверила… Если бы была здесь одна. Но Клем не позволила мне. Не знаю, что со мной было бы, если бы не она.

Аддамс машинально косится налево и упирается рассеянным немигающим взглядом в сгорбленную спину, укрытую пожелтевшим одеялом. А ведь сестра Торпа провела в одиночестве целый год — беспомощная, обессилевшая, исхудавшая, исполняющая отвратительную роль живого инкубатора в руках двух безумных психопатов. Страшно вообразить, что ей пришлось пережить за эти бесконечно монотонные месяцы. Как ей вообще удалось не свихнуться за такой долгий срок?

Тоскливое чувство безысходности давит тяжёлым дорожным катком — и как бы сильно Уэнсдэй ни пыталась гнать прочь неуместные мысли, липкий страх ползёт мурашками вверх по позвоночнику. Прежде её чертовски сильно увлекали истории громких преступлений, таинственных похищений и нераскрытых убийств. Вот только в жизни это оказалось совсем не таким интригующим, как на страницах многотомных уголовных дел. Теперь она чувствует себя древнегреческой богиней Персефоной, заточённой безжалостным Аидом в подземном царстве, но это сравнение отнюдь не кажется поэтичным. Оно кажется по-настоящему жутким.

Время тянется невыносимо медленно, а похитители никак не возвращаются.

Промаявшись бесплодным ожиданием примерно час, Аддамс сдаётся — неловко складывает на подушку скованные руки, безуспешно стараясь принять наименее неудобную позу, и в конце концов ложится на спину. Мышцы неприятно тянет, то и дело сводит болезненной судорогой.

Но организм реагирует на стресс вполне закономерным образом, словно активируя энергосберегающий режим — глаза закрываются сами по себе, и очень скоро она проваливается в прерывистый тревожный сон без сновидений.

А когда просыпается от тихого звона лязгнувшего замка, не сразу осознаёт, где именно находится. Приходится несколько раз моргнуть, чтобы сфокусировать осоловевший взгляд — а мгновением позже Уэнсдэй поворачивает голову влево, чтобы увидеть обоих Ласлоу, склонившихся над кроватью сестры Торпа. Они о чём-то переговариваются на фоне едва различимого шёпота — слова разобрать невозможно, но интонации кажутся встревоженными.

Oh merda, что произошло?

Аддамс резко садится, отчего цепь наручников натягивается, и стальные браслеты снова впиваются в припухшие ноющие запястья.

Но она едва замечает это, интуитивно предчувствуя неладное.

Нехорошая догадка подтверждается моментально — мамаша Ласлоу переступает с ноги на ногу, немного подвинувшись в сторону, и Уэнсдэй тут же видит, как на отброшенном к изножью одеяле растекается крупное багровое пятно.

Заметив движение в соседней клетке, похитители обмениваются взглядами — словно ведут между собой бессловесный диалог.

Роуэн неопределённо поводит плечами, Джеральдина удовлетворённо кивает с таким видом, будто они только что успешно пришли к консенсусу. Но к какому?

— Что случилось?! — на заднем плане громко взвизгивает едва проснувшаяся Дивина. — Что с ней такое?! Клем! Клеманс! Господи!

— Угомони их. Живо, — коротко и безапелляционно приказывает мамаша Ласлоу таким тоном, будто отдаёт команду верному цепному псу, и Аддамс моментально делает вывод, что роль организатора в преступном дуэте принадлежит именно этой грузной коренастой женщине.

— Нет! Скажите, что с ней, пожалуйста! — в дрожащем голосе Флоренс слышится подступающая истерика. Однако она не решается ничего предпринять — продолжает сидеть на кровати, хотя её руки не прикованы к прутьям изголовья, а только связаны между собой. — Клем! Прошу вас, помогите ей!

Повинуясь воле матери, Роуэн торопливо выходит в коридор, подходит к клетке истошно вопящей Дивины и принимается шарить по карманам, извлекая наружу связку ключей и серебристый металлический шприц.

Уэнсдэй на секунду зажмуривается, наспех обдумывая план действий — очевидно, маньяк собирается вырубить их обеих при помощи мышечного релаксанта. Пока он занимается Дивиной, она вполне может успеть вывихнуть большой палец и освободить руки.

Вот только расклад вырисовывается совсем неутешительный — их двое против неё одной. У мамаши в нагрудном кармане комбинезона наверняка припрятан электрошокер, у Роуэна — мощный препарат, парализующий все мышцы в течение нескольких секунд. Вдобавок у неё будет травмирована рука, а Клеманс явно нуждается в экстренной медицинской помощи, оказать которую Уэнсдэй попросту не сможет.

Oh merda. Скверно, чертовски скверно.

Момент однозначно неподходящий — слишком велик риск проиграть.

Дивина истошно верещит на фоне, отвлекая Аддамс от тщательного взвешивания всех «за» и «против». Ещё несколько мгновений слышится неясная возня и звуки борьбы, которые быстро затихают — распахнув глаза, Уэнсдэй видит, что девчонка уже лежит на кровати в бессознательном состоянии, а Ласлоу навешивает амбарный замок на её клетку.

Что ж, момент безнадёжно упущен.

Вероятно, оно и к лучшему — непродуманная импровизация редко доводит до добра.

Поэтому она нисколько не сопротивляется, когда психопат в идиотских очках проходит внутрь её карцера и умело вгоняет шприц в плечо. Уже знакомое онемение растекается по всему телу прохладной волной, сгущая туман в голове и сковывая каждую мышцу.

Краем ускользающего сознания Уэнсдэй думает, что бездействие определённо было самым разумным решением на данный момент — похитители не позволят Клеманс умереть, ведь она нужна им живой. Каждая из пленниц нужна им живой. Мартен и Флоренс — в качестве живых инкубаторов для плодов запрещённых экспериментов, а сама Аддамс… Чёрт знает. Вероятно, в качестве приманки для главного врага, который ухитрился подобраться слишком близко к их логову.

По всей видимости, на этот раз доза релаксанта была совсем минимальной, необходимой только для того, чтобы пленницы не действовали на нервы и не мешали вынести бессознательную Клеманс из её клетки.

Уэнсдэй приходит в себя довольно быстро, и все органы чувств запускаются разом — если не считать затекших от неудобной позы рук. Она несколько раз сжимает и разжимает кулаки, практически не чувствуя собственных пальцев, а потом