Первопричина: Лагерь смерти - Артём Соболь

эта его рассеянность, раздолбайство и сверхактивность…

— И что с ним не так?

— Он на левую ногу два носка надел. А потом ползал по лаборатории и искал второй. Не нашёл и в итоге повязал на ногу носовой платок вместо носка.

— Нда… Нашла что-нибудь?

— Много чего, — вставая кивает Серафина. — И про поезд тоже. Но больше всего событий крутится вокруг Марты. В голове у неё мешанина из страхов, жутких образов и почему-то голода. Но не это главное. Главное то, что она подозревает неладное. Каким-то образом, она чувствует, что мы здесь.

— Видимо плохо чувствует…

— Влад, это серьёзно, — хмурится Серафина. — Это не шутки. Помнишь, я говорила о том, что приближается что-то страшное? Помнишь? Так вот, теперь я знаю что это.

— Инопланетяне.

— Влад, — закатив глаза стонет Преображенская. — Да соберись же ты. Короче… Марта подсознательно чувствует нас. Все наши диверсии она воспринимает всерьёз. По её просьбе, скоро сюда прибудут агенты Аненербе. Я не знаю кто, в мозгах Марты всё сложно. Но от одного упоминания о них, у Марты волосы на заднице шевелятся. Она дрожит от страха. И это… Марта не боится никого и ничего. Если она впадает в ужас, от одних лишь мыслей, то я представить боюсь на что способны те кто вскоре сюда прибудут.

— Разберёмся.

— Влад…

— А я говорю без паники. Я с такими чудовищами сражался, что кто-то там из Аненербе меня не испугает. И потом, у меня стимул есть.

— Какой? — сложив руки под грудью строго смотрит на меня Преображенская.

— Вы, — киваю чем заставляю женщину опустить голову и покраснеть. — Да, вы. По глупости, из-за проклятия и самоуверенности я лишился всего. Больше такого не будет. А теперь соберись и расскажи про поезд. Сегодня будет?

— Да, теперь каждый день. Враг готовит наступление, на фронт идут ресурсы. Прости, мне просто… Страшно.

— И это правильно, отсутствие страха, есть признак слабоумия. Сейчас…

— Сейчас Лазарев доделает гранаты и можно выходить. Лучше подождать на месте.

На месте мы конечно подождём. Но пугает меня совсем не это, а то что почти все наши вылазки заканчиваются пополнением так сказать команды. И, если обращать на это внимание, я просто не знаю кого мы найдём на этот раз.

****

Несколько часов спустя, лежим на занесённой снегом каменюке и ждём поезд. На улице судя по ощущениям под минус сорок. Мы же… Нам тепло. Скорее не то чтобы тепло, а просто холода мы не чувствуем. Серафина, приподняв попу и убрав накидку, вообще лежит на снегу и даже не вздрагивает. И тут странности. Сами мы тёплые, я так вообще горячий, что смело может подтвердить профессор. Но… Снег на нашем теле не тает, и это при том что мы выдыхаем пар. Странно…

— Они близко, — заключает Серафина. — Большое скопление народа. Солдаты едут на передовую. Веселятся, мечтают как будут убивать русских, то есть наших.

— Русские, то есть наши, сами кого хочешь убьют. А если им помочь, так вообще. Мысли прочитать сможешь?

— Далеко. Отсюда улавливаю только самые яркие мысли. Надо будет взять пару командиров, допросить, то есть посмотреть.

— Возьмём. План помнишь? Уточнять не надо?

— Нет, — улыбается Серафина. — Всё помню слово в слово. К тому же, ты многое представил. Если что подскажешь. Они близко.

— Это хорошо. Сейчас начнётся самое интересное. И помни…

— Никакой жалости, — скалясь рычит Серафина.

Ждём ещё час. За это время Серафина уводит патрули подальше. Действует хитро, внушает собакам что чужие рядом, они реагируют и тянут кинологов в сторону. Окольными путями, но все они соберутся в одном месте. А там, пёсели просто взбесятся и нападут на хозяев. Жестоко, да и зверей трогать жалко, по сути они не виноваты. Не по своей воле они грызли и рвали доставленных сюда заключённых. Однако… Это война.

Хм, не за мой народ, не за мои цели. Но… И всё-таки, зачем я внушил себе ненависть ко всему советскому? Ограничители это понятно, но… Наверное, всё же затем, чтобы я там, в прошлой жизни чудить не начал. Или… Может мне напакостили? Те кто вёл Светлую Империю вмешались и дабы все осколки точно сдохли заблокировали им память? Может и так. Потому как смысла в блокировке памяти я вообще не вижу. Все эти знания и понимание того кто я есть, не помешали бы, а наоборот помогли. Не захватить мир, нет, а хотя бы выжить.

Интересная получается картина. Запутанная, непонятная. Может быть, вернувшийся домой осколок с этим разберётся? Надеюсь на это. И не верю что я остался один. Не может так быть.

Вскоре над горами показывается чёрный дым. Слышатся характерные звуки. Через какое-то время, из-за поворота выползает он… Массивный, обшитый листами металла, грозно смотрящий вперёд орудийными башнями, изрисованный крестами бронепоезд.

— Надо же, — созерцая массивную, еле ползущую в гору машину удивляюсь. — Это же сколько угля оно кушает?

— Много, — выдыхает Серафина. — Могу сказать точно, если хочешь. План меняем?

— Не-а… Ну что, американские солдаты в бой?

Серафина вздыхает, закрывает глаза и тут же открывает. Действует по плану, как только поезд проходит поворот и начинает «карабкаться» в гору, а я хватаю гранатомёт, она переносит меня на пути и уходит.

Закидываю оружие на плечо, и иду на встречу едущему на меня поезду. И там меня вскоре замечают. Орудийная башня поворачивается, паровоз даёт длинный гудок.

— Ты псих, — шелестит в голове голос Серы.

— Я знаю, — отвечаю ей и попросив передать слова прямо в память машиниста начинаю орать. — Oh, hi.

Ещё гудок, Серафина внушает стрелкам что оружие неисправно и заставляет машиниста паниковать. Потому что в то, что здесь им попадётся целый демократ, которого они вместо меня видят, никто в поезде не верит. Они с юга на Союз нападают, здесь не водятся.

— Nazi bastards! — встав на колено кричу, целюсь и жму на спуск.

Как только гранатомёт выпускает гранату, Серафина переносит меня обратно к ней. Где слепну от яркой белой вспышки. Страшным взрывом с паровоза срывает орудийную