Крылья рока - Роберт Линн Асприн

Монкель принял к сведению слова Старика о нападениях, размышляя. Слишком много бейсибцев было убито — так много, что даже самые бесчувственные горожане Санктуария не могли делать вид, что это случайное насилие. Некто или группа этих некто активно охотилась на пришельцев. Род Бурек страдал гораздо сильнее его собственного рода Сетмур, и версий, объясняющих эту странность, было немало: род Бурек был богаче и больше притягивал внимание головорезов; его представители были склонны чаще забредать в город ночью, чем рыбаки рода Сетмур; их надменность и кичливость приводили к тому, что они ввязывались в драки в нарушение приказа бейсы. Хотя Монкель признавал эти причины и в определенной степени соглашался с ними, он чувствовал, что необходимо принимать в расчет и другие обстоятельства. Уроки Старика по основам выживания в городе, полученные им и переданные в свою очередь членам рода, значительно способствовали снижению жертв среди рода Сетмур. И, возможно, главным было то, что местное сообщество рыбаков приняло род — обстоятельство, которое со временем все больше восхищало Монкеля. Результатом чего явилось его личное решение расширить свои обязанности главы клана, включив в них задачу делать все возможное для дальнейшего укрепления дружбы его народа с местным населением, заключалось ли это в продвижении проекта постройки новых судов или просто в сопровождении Старика в его еженедельном посещении «Винной бочки», чем он и был занят в этот вечер.

«Винная бочка» переменилась даже за то короткое время, что бейсибцы находились в городе. Большая часть новых денег в Санктуарии вкладывалась в единственный легко развиваемый источник продовольствия — море. Рыбацкое сообщество наслаждалось небывалой значимостью, и совершенно естественно, что значительная часть этих денег оседала в их любимом месте сборища в городе — таверне «Винная бочка».

Когда-то убогая портовая забегаловка, теперь «Винная бочка» превратилась чуть ли не в респектабельное заведение. Закупленные в борделе подержанные стулья сменили разномастные скамьи и ящики, которыми прежде был уставлен зал, и горы грязи стали сдавать свои позиции перед еженедельной чисткой зала от пола до потолка. Однако некоторые старые традиции оставались.

Проходя вслед за Стариком в таверну, Монкель в разных концах комнаты заметил нескольких своих сородичей, беседующих с коренными жителями спокойно, без враждебного отчуждения.

Был, однако, один стол, за которым их не было.., хотя и рыбаки Санктуария не садились за него без приглашения. Именно этот стол шумно взорвался при их появлении.

— Пора уж, Старик!

— Мы уже выпили твою долю. Тебе придется заказывать еще.

— Эй, Монкель! Ты не можешь заставить Старика ходить чуть быстрее? Улицы опасны для тех, кто бесцельно шляется по ним.

Они сели за этот стол — стол, где сидела элита рыбацкого сообщества Санктуария, самые знаменитые предводители мореходов, общепризнанным вожаком которых был Старик. Этот стол ничем не отличался от прочих столов, но потому, что за ним сидели капитаны, обслуживание было более быстрым и напитки подавались более крупными порциями, чем за другие.

Из всех бейсибцев Монкель был единственным, которого принимали за равного за столом капитанов, частично из-за его положения главы рода Сетмур, но в основном потому, что его пригласил сюда Старик.

Перед высадкой в Санктуарии бейсибское патрульное судно подобрало Старика и его сына Хорта, доставив их для допроса ко двору бейсы. Как только стало ясно, что Старик добровольно не выдаст какие бы то ни было полезные сведения о месте предстоящей высадки, большая часть придворных переключила свое внимание на Хорта, который оказался более разговорчивым и лучше разбирался в политике и внутренней жизни Санктуария. Один только Монкель продолжал общение со Стариком, засыпая его специфическими вопросами, задать которые может только рыбак: о приливах и рельефах, об особенностях кормления и повадках местных рыб. Старик распознал в них вопросы человека труда, в отличие от тех, что задают политики и военные, и начал выдавать сведения в обмен на другие. Взаимоуважение переросло в осторожную дружбу, и Монкель стал оберегать Старика от насмешек своих соплеменников. Теперь они находились в Санктуарии, и Старик расплачивался за оказанное ему уважение, помогая Монкелю и его роду обустроиться на новом месте.

Подали следующую порцию выпивки, и Монкель потянулся за кошельком. Старик сверкнул на него взглядом, и бейсибец, улыбнувшись, достал мелкую монету, едва достаточную, чтобы заплатить за себя. Хотя и бедный в сравнении с царственным родом Бурек, Сетмур был существенно богаче моряков Санктуария. Вскоре после прибытия Монкеля в город Старик предупредил его, чтобы он попусту не хвалился большими деньгами.., например, не угощал всех сидящих за столом капитанов, заверив бейсибца, что такой поступок посчитался бы не жестом располадающей щедрости, а попыткой подчеркнуть финансовое превосходство. И так довольно прижимистый, Монкель без труда последовал этому совету, хоти Старик время от времени продолжал напоминать о нем.

Дешевое вино, пользующееся почетом у капитанов, казалось Монкелю отвратительным на вкус, он привык к более нежным и утонченным ароматам бейсибских букетов, но тем не менее пил его, чтобы не казаться излишне привередливым своим новым друзьям. Компромисс со своим вкусом он находил в том, что едва пригубливал свой стакан, слушая досужие разговоры рыбаков.

Рыбаки Санктуария жили обособленным тесно сплоченным сообществом, мало внимания обращая на заботы «горожан», что частенько проявлялось в их разговорах. Из бесед с теми из своих сородичей, кто теснее обшался с родом Бурек, Монкель получил огромное количество сведений и слухов по поводу того, убит или нет Ранканский император, и какие последствия это будет иметь для принца Кадакитиса, в настоящее время предмета пылких притязаний их бейсы. Ни о чем таком даже не упоминалось за столиком капитанов.., здесь разговоры сосредоточивались на движении косяков разнообразных рыб, иногда касаясь непредсказуемых ветров и бурь, казалось, возникающих из ниоткуда и угрожающих рыболовному флоту, даже когда тот стоит на якоре.

А еще до сих пор продолжались разговоры о солнечном затмении, хотя заверения Монкеля о том, что такое явление природы записано в хрониках Бейсибской империи, в свое время удержало общину рыбаков от присоединения к охватившей город панике.

Монкель всей душой присоединялся к «рыбным» разговорам, особенно касающимся глубоководных пород, с которыми он был хорошо знаком, но молчал во время домыслов о штормах. Разумеется, у него было собственное мнение, но он более чем не хотел высказывать его, даже здесь. Над портом явно висело зловоние колдовства, но Монкель был рыбак, выросший среди рыбаков, и предпочитал не тревожить без надобности суеверия и предрассудки.

Он погрузился в собственные размышления, как вдруг внезапно обнаружил, что беседа прекратилась.., более того, все разговоры в таверне оборвались, а рыбаки обернулись к входной двери. Монкель сидел к ней спиной, и ему пришлось повернуться на стуле, чтобы увидеть то, что привлекло всеобщее внимание.

Это была Уралай из рода Бурек, в роскошном облачении гвардейца, нервно озирающая внутренность «Винной бочки». Когда Монкель обернулся, она заметила его и стала пробираться к нему между умолкнувшими столиками.