Непридуманная сказка - Яна Перепечина

- Может. Артёмка – сын Олеси. Я свидетельство об усыновлении видела. Там чёрным по белому написано: мать – Ермохина Олеся Викторовна.

Проводив подругу, Ангелина снова позвонила мужу в очередной раз по делам службы уехавшему в Петербург. Памятуя о прошлой своей ошибке, в этот раз разговор начала как нежная жена.

- Димка, милый мой! Я так тебя люблю! – счастливо щебетала она в трубку, не давая Вадиму вставить даже слово. - Ты у меня умничка! Всё сделал, как надо! Всё получилось! Теперь тебе снова надо съездить на кладбище!

- Как?! Опять?! – поразился Вадим. – На какое на этот раз? Или у меня бессрочный тур по кладбищам Санкт-Петербурга? «Огласите весь список, пожалуйста».

- Туда же, на Смоленское!.. Нет, как всё-таки удачно, что опять в Питере!

- Я рад, что тебе моё отсутствие доставляет такие положительные эмоции.

- Да, милый! То есть, нет, милый! Я хочу сказать, что очень, очень скучаю и жду тебя! Но это здорово, что ты можешь сейчас же выполнить мою просьбу!

- Ты о поездке на кладбище?

- Ага! Димка, Димочка, у нас всё получилось. Ты такой умничка! И Ксеньюшка, Ксеньюшка просто молодец! Санька с Сашей собираются пожениться! Ура! Ты слышишь? Ура! А Артёмка Эмерих – сын Олеси Ермохиной. Как всё хорошо устроилось! Теперь нужно обязательно Ксеньюшку и Господа поблагодарить! Непеременно!

Вадим в Питере отнёс трубку от уха, улыбнулся и кивнул, будто жена могла его увидеть. Потом снова приблизил телефон к себе и негромко ласково сказал:

- Я ничего не понял, но зато я знаю, что люблю тебя, жена моя.

- Что?! – осеклась на том конце провода, за восемьсот километров от него ликующая Ангелина. – Что, Дима?

- Я люблю тебя, моя беспокойная, неугомонная, шебутная жена. И я, конечно, поеду на Смоленское кладбище и закажу благодарственный молебен. Даже два. Один за Сашек, а второй за то, что в моей жизни есть ты и Поля.

Притихшая Ангелина в Москве дрожащими пальцами погладила трубку и шепнула:

- И от меня закажи третий: я тоже благодарю, за тебя и за нашу дочь.

Утро выдалось светлое и тёплое, такое, каким и положено быть порядочному июльскому утру. Саша потянулась на их широченном семейном ложе и пошевелила пальцами рук и ног. Потом перекатилась ровнёхонько на середину кровати, приняв позу звезды, и негромко запела:

- И-и-и будем вместе лежа-а-ать, как две-е морские-е звезды-ы…

Больше слов она не знала, поэтому просто помурлыкала немного и счастливо засмеялась. В последние три месяца, прошедшие с той чудесной, невероятной, совершенно сказочной Пасхи, она вообще постоянно чувствовала себя неприлично счастливой. Такой счастливой, что даже дух захватывало: неужели это с ней, Александрой Катуниной, происходят такие расчудесные чудеса?

Снова засмеявшись, она потянулась за трубкой, потыкала в кнопки и, дождавшись ответа, повторила этот вопрос вслух:

- Скажи мне, Ангел, неужели это со мной, Александрой Катуниной, происходят такие расчудесные чудеса?

- О Господи, - простонала Ангелина Валдайцева, - я полночи не спала, у Полиночки зубы лезут, моя бедная девочка измучилась вся. Сань, если б ты знала, как мне её жалко. Не спит, сладенькая моя, жаркая такая, стонет. Я её на руках ношу и сама чуть от жалости не плачу…

- Ангел, - тихо позвала подругу Саша, - Ангел, ты поняла, что сейчас сказала?

- Что я, глупая, что ли? – обиженно зевнула Ангелина. – Конечно, поняла.

- Ничего ты не поняла, - засмеялась Саша, - а ведь ты мне только что призналась в любви к Поленьке…

Ангелина перестала зевать и замолчала, потом вдруг сдавленно прошептала:

- С ума сойти. Сань, Санечка, я ведь и вправду её люблю! Господи, спасибо, спасибо! Я наконец-то люблю свою дочь!

- Вот видишь, Ангел, а ты боялась… У тебя всё получилось. Ты смогла…

- Это не я, - совсем уж еле слышно пролепетала Ангелина, - просто я все эти месяцы только об этом и молилась. Чтобы Господь помог мне полюбить Полиночку. И вот… получилось…

- Ура, - улыбнулась Саша в трубку. – Ура.

Но Ангелина уже взяла себя в руки и преувеличенно бодро принялась ворчать:

- Короче, я до четырёх утра не спала, а тут ты, мой дорогой друг, со своими идиотскими вопросами в несусветную рань. Вот помяни моё слово, как только Полине Вадимовне полегчает, я обязательно вышью крестиком и повешу тебе в рамочке прямо в вашей спальне следующие слова: «Да, это ты Александра, заметь, уже месяц как ни какая не Катунина, а очень даже Эмерих, счастлива и любима». И поставлю три, нет, пять восклицательных знаков. Жирненьких таких, в глаза бросающихся. И собственноручно прибью это напоминание у тебя в изголовье четырьмя гвоздями. Поняла?!

- Ага, - блаженно улыбнулась Александра Эмерих, напрочь проигнорировав угрозу в голосе любимой подруги, - давай!

- Что давай?

- Вышивай. И прибивай.

- Ну ты нахалка, Эмерих!

- Я счастлива, Ангел! Я так счастлива!.. Ой, погоди, кто-то в дверь звонит!

- В половине девятого утра в субботу? – изумилась Ангелина.

- И не говори, сейчас всех моих перебудит, - хихикнула Саша, сев на кровати и нашаривая босой ступнёй тапку, - хотя, тётя Тоня с тётей Акой уже встали давно, небось… Ты погоди, трубку не клади, ладно?

- Ладно, ладно, - Ангелина широко зевнула и пристроила трубку на подушку, - я подожду, возвращайся скорее.

Пару минут из динамика было слышно какой-то невнятный шум, стук Сашиных тапок о паркет, звук открываемого замка. Видимо, Саша телефон взяла с собой. Потом Александра так громко и удивлённо сказала «Здравствуйте!», что Ангелина недовольно поморщилась и прикрыла трубку второй подушкой. Она никогда не подслушивала и сейчас не собиралась. Хотя, конечно, было интересно, кто это там явился к Эмерихам в такую рань.

Саша открыла дверь и недоумённо вскинула брови. На пороге стояла высокая красивая женщина, очень элегантная, очень ухоженная. «Бывают же такие красавицы», - молниеносно восхитилась Саша и улыбнулась:

- Здравствуйте.

- Здравствуйте, - кивнула женщина, не ответив на улыбку. Её голос показался Саше знакомым.

Татьяна сидела в своей «БМВ», подарке первого после развода и уже давно бросившего её богатого любовника, и смотрела, как её муж, вернее, бывший муж, ловко припарковал свою машину, вышел из неё и зачем-то пошёл в сторону бабушек, торгующих у метро.

Она приехала к клинике, где работал Александр, сама не зная для чего. Просто в жизни всё складывалось как-то не так, как она мечтала, уходя год назад из их общего дома. Приобретённые почти сразу после расставания с Александром любовники, все трое, стали казаться не роскошными и перспективными, а глупыми, напыщенными и самодовольными. Их бесконечные разговоры о деньгах и развлечениях обрыдли до такой степени, что Татьяна разве что волком не выла, слушая их. Жить в гостинице надоело, а дом, собственный дом ей почему-то никто не предлагал. Как, впрочем, и статус жены. Она пробовала работать, но оказалось, что все знания, полученные ей в институте, за годы блаженного ничего не деланья или улетучились из её головы, или устарели, или оказались совершенно не применимыми на практике. И вместо престижных высокооплачиваемых должностей кадровики тех фирм, куда она обращалась, предлагали ей начать с самых низов, наравне с неоперившимися ещё выпускниками вузов.