Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV – начало XVII в. - Виталий Пенской

Впрочем, упоминает Герберштейн и об итальянских мастерах[540]. Один из них, Варфоломей, принявший православие, был, по словам имперского дипломата, в особой чести у Василия III, другой же, не названный по имени уроженец Савойи, «прославился» иным образом. Прельстившись щедрыми татарскими посулами, во время осады Казани 1523 г. он попробовал было перейти на сторону казанцев, но был схвачен и подвергнут пытке[541]. Казнить его, правда, не стали – и это совсем немудрено, ибо и Иван III, и Василий III весьма дорожили своими мастерами-«литцами», стараясь задержать их на своей службе возможно дольше. Любопытное свидетельство их отношения к иноземным пушечных дел мастерам сохранил все тот же С. Герберштейн. По его словам, после поражения русских войск под стенами Казани в 1506 г. некий иноземный пушкарь сумел, несмотря на риск погибнуть или попасть в плен к казанцам, спасти свое орудие и вернуться в Москву, представ перед государевы очи в расчете на награду. В ответ он услышал гневную отповедь Василия, суть которой выражена была в следующих словах: «Не орудия важны для меня, а люди, которые умеют их лить и обращаться с ними»[542]. Упомянутые же выше Николай и Иоганн, обиженные тем, что Василий не наградил их за их действия в 1521 г., собрались было уехать домой, однако великий князь удержал их у себя, добавив к их ежегодному жалованью еще по 10 флоринов каждому[543]. Сумма, кстати, по тем временам немалая – порядка 8 рублей, а при стоимости четверти ржи тогда около 9–10 копеек на эти деньги Николай мог купить порядка трехсот с гаком пудов ржи.

Любопытный, кстати, вывод сделал из анализа летописных свидетельств о выезде на Русь иноземных мастеров Н. Е. Бранденбург. Поздней осенью 1504 г., сообщает летопись, «приидоша послы великого князя на Москву Алексей Заболотцкой из Крыму, а Дмитрей Ларев и Митрофан Корачаров из-за моря и приведоша с собою многих мастеров серебряных, и пушечных, и стенных»[544]. Сославшись в своем каталоге санкт-петербургского Артиллерийского музея на это летописное свидетельство, он заметил, что с тех пор «летопись уже перестает перечислять их (приглашенных мастеров. – В. П.) по именам», так как «появление их у нас уже перестает быть фактами единичными, становясь делом более обыкновенным»[545]. В самом деле, в XVI в. в летописях имена иноземных мастеров-литейщиков практически не встречаются, и о тех из них, кто работал на московском Пушечном дворе, мы узнаем лишь из записок иностранцев и дипломатической переписки, а также из скудных остатков приказной документации.

Чрезвычайно важным событием в истории русской артиллерии и артиллерийского производства стало создание в Москве предприятия, специализировавшегося на изготовлении артиллерийских орудий. Речь идет о Пушечной избе (к созданию которой, возможно, приложил руку Аристотель Фиораванти). Первое упоминание о ней относится к 1488 г., когда в Москве случился очередной большой пожар, в огне которого сгорело 5 тыс. дворов, три десятка церквей, три моста через Москву-реку у Фроловских ворот Кремля и сама Пушечная изба[546]. В летописном известии о московском пожаре в августе 1500 г. Пушечная изба упоминается уже во множественном числе («погоре от Москвы реки и до Неглимны и Пушечные избы»), равно как и при пожаре в мае 1508 г.[547], следовательно, производство артиллерии в Москве росло, что совсем не удивительно, ибо, прекрасно понимая всю значимость обладания столь ценным и вместе с тем технически сложным видом оружия, и Иван III, и его сын Василий всемерно способствовали развитию пушечного дела на Руси.

Кстати, в том же 1488 г., 12 августа, итальянец Паоло да Боссо (Павлин Дебоссис в русской летописи) отлил в Пушечной избе «пушку велику», которая впоследствии получила собственное имя «Павлин». Эта «великая пушка» метала каменные ядра весом 13 пудов (больше 200 кг)[548], а калибр ее, по мнению А. Н. Лобина, составлял около 550 мм[549]. Понятно, почему известие о том, что итальянский мастер отлил такое орудие, было сочтено неизвестным московским книжником, достойным того, чтобы быть внесенным на страницы летописи. Отметим также, что в знаменитом «Лицевом летописном своде» Ивана Грозного известие об изготовлении «Павлина» сопровождено было и соответствующей живописной миниатюрой. Отметим, что на следующий день после того, как был отлит «Павлин», случился великий пожар, в котором сгорела и Пушечная изба, но сама «великая пушка», судя по всему, не пострадала.

Некоторые сведения о пушках, которые были отлиты иностранными мастерами в конце XV – начале XVI в. в Пушечной избе, сообщают позднейшие описи артиллерийского вооружения. Так, из описи вооружения Смоленской крепости, датируемой примерно 1670 г., нам известно о серии малокалиберных (14 штук) полуфунтовых пищалей весом от 2 до 5 пудов, которые были отлиты мастером Яковом Фрязиным в 1497–1500 гг. Кроме того, Яковом были отлиты и две дробовые (то есть приспособленные для стрельбы картечью) медные пищали весом по 5 пудов каждая[550]. Не исключено, что ему же принадлежали и «четыре пушки верхние» (мортиры), стрелявшие ядрами весом 6 пудов каждая и упомянутые в росписи Ливонского похода 1577 г.[551] В описи смоленского артиллерийского парка названа также и 5-фунтовая медная пищаль «старого смоленского наряда», отлитая неким Петром (не тот ли это Петр, что приехал в Москву в 1494 г.?) в 1500–1501 г.[552]

Наряду с иноземными мастерами на Пушечном дворе в конце XV – начале XVI в. работают и первые русские мастера. В упоминавшейся ранее описи смоленского арсенала числилась медная литая пищаль «русского литья» весом 16 пудов, изготовленная в 1482–1483 гг. неким Яковом[553]. А. Н. Лобин полагает его русским мастером и упоминает еще две отлитые им легкие пищали, в том числе однофунтовую, датированную 1484 г. Называет он и двух его учеников, Ивана и Васюка, отливших в 1491 г. двухфунтовую пищаль. Кроме Якова, Ивана и Васюка, на Пушечном дворе в конце XV – начале XVI в. работали и другие русские мастера. Один из них, Кондрат, отлил в 1492 г. пищаль длиною 2 аршина без вершка, а в 1497–1498 гг. – двухаршинную без вершка пищаль, в 1699 г. числившуюся в псковском арсенале. Другой мастер, назвавший себя Федором-пушечником, в 1487 г. изготовил 25-пудовый колокол (причем техника литья, использованная мастером, позволяет говорить о том, что он проходил обучение у итальянцев). Третий, Игнатий, в 1499–1500 гг. отлил весившую 6 пудов и 20 фунтов «пищаль дробовую»[554].