Армагеддон. 1453 - Крис Хамфрис

Григорий скользнул по колонне и встал рядом с мальчиком. Они не разговаривали с той ночи, когда встретились впервые и Такос назвал его предателем. Ему рассказали об изменении статуса Григория – по крайней мере, в отношении его предательства. Все знали о возвращении блудного сына, новости широко разошлись по городу – немного света во тьме, которая пала, когда турки появились в Роге. Но больше мальчик не знал ничего, и не Григорию рассказывать ему обо всем.

Они стояли, глядя друг на друга, Григорию было неловко. Когда он в последний раз общался с мальчишками? Его собственное детство растворилось в суровом жизненном опыте. Более того, он понятия не имел, каково быть отцом. Однако у дяди есть определенные преимущества…

– Можно, я взгляну на нее? – сказал он, указывая на пращу.

– На нее? – переспросил Такос и посмотрел вниз, будто удивившись, что держит в руке. – Конечно.

Григорий взял пращу, поднял к свету, покрутил, хмыкнул. Оружие было простейшим, однако и его конструкция требовала определенных правил.

– Веревка слишком длинна для тебя, – сказал он. – Она должна быть чуть короче твоей руки. Вот откуда у тебя проблемы. А здесь… – он указал на один из концов веревки, – должна быть петля.

– Правда, кир? Почему? – Такос уставился на то, что показывал ему Григорий. – А ее можно исправить?

– Конечно, можно. Ты позволишь?

Мальчик кивнул, и Григорий забрал у него веревку, замерил длину, потом достал кинжал и отрезал лишнее от обоих концов. Затем присел на корточки, расплел один конец на четыре отдельные пряди, скрутил их попарно, потом, натянув, сделал петлю в три пальца, завязал узлы выше и ниже. На другом конце сделал три тугих узла, смастерив из них один. Потом вложил большой палец в кожаную чашечку, взял обе веревки в другую руку и крепко растянул.

– Уже лучше, – пробормотал он, протягивая мальчику пращу.

Такос взял ее.

– Можно, я попробую, кир? – возбужденно спросил он, засовывая руку в звякнувший мешочек на боку.

– Погоди. – Григорий встал и вышел на открытое пространство перед покосившейся стеной. – Прежде чем мы станем рисковать жизнью с капризными камнями, давай посмотрим, как ты обращаешься с ней без них.

Такос вышел вперед. Григорий встал рядом.

– Эта петля для двух первых пальцев, видишь? Это все равно что… изгиб на моем арбалете. Она натягивает веревку, когда ты держишь другой конец, вот этот узел. – Он натянул завязанный конец и прижал его к петле. – Теперь приложи большой палец к чашке. Чувствуешь усилие? Вот так будет чувствовать себя камень. Теперь продолжай натягивать… и стегни ею!

Мальчик послушался… и Григорий слишком поздно отступил назад. Хлоп – веревка ударила его по голой спине.

– Ой! – вскрикнул он.

– Простите, дядя, – произнес Такос с озабоченным лицом.

– Я сам виноват, – ответил Григорий, потирая спину, потом с сожалением указал на свои шрамы. – Ты видел их и наверняка решил, что я уже научился увертываться от веревки!

Мальчик рассмеялся, и Григорий вместе с ним. Потом, отойдя на безопасное расстояние, он скомандовал:

– Теперь пробуй.

После пары взмахов послышалось жужжание.

– Погоди! – крикнул Григорий и, когда веревка опустилась, подошел.

– Здесь шире, – сказал он, расставляя ноги мальчика, пока те не встали на ширину плеч. – Вот твоя цель.

Он встал рядом и указал на остатки фрески – полустертую фигуру на стене шагах в двадцати от них.

– Крути, пока не услышишь гул, потом крутани еще два раза – и бросай туда узел.

– Узел?

– Если петля – это изгиб, то узел – спуск и прицел моего арбалета.

Он встал позади Такоса, положил руки поверх его рук; праща была по-прежнему растянута между ними. Медленно раскручивая ее над головой мальчика, он продолжал:

– Когда прицелился, ты швыряешь узел в то, что хочешь поразить.

Он быстро отступил. Мальчик раскрутил пращу, хлестнул. Завязанный конец рванулся прямо, потом опал.

– Хорошо, – заметил Григорий. – Теперь с камнем.

Такос возбужденно полез в сумку и вытащил зазубренный кусок кладки.

– Погоди! – снова скомандовал мужчина, подходя ближе. Он взял камень, отшвырнул его в сторону и начал осматривать землю. – Снаряд почти так же важен, как техника броска… Ага! – Наклонился, поднял камень, показал: – Смотри. Гладкий, почти круглый, не слишком велик. Похож на голубиное яйцо. – Перебросил камень из руки в руку. – Должен хорошо летать.

– Так же хорошо, как ваши стрелы? – спросил Такос с сияющими глазами. – Моя мама говорит, что вы – замечательный лучник.

Правду говорит, подумал Григорий, но вслух сказал только:

– Возможно. – Он бросил камень, и мальчик поймал его. – Давай посмотрим.

Такос вложил камень в кожаную чашку, растянул веревку на всю длину, раскачал. Григорий поморщился – бывало, камни вылетали под странными, неприятными углами. Но этот удержался. Такос сделал бросок… и камень врезался в стену, хоть и не в полустертую фигуру на ней.

– Неплохо, – проворчал Григорий. – Хотя турок убил бы тебя.

Такос протянул ему оружие.

– А вы можете лучше?

В его разных глазах ясно читался вызов. Григорий улыбнулся.

– Могу попробовать, – сказал он, беря пращу. Нашел подходящий камень, вложил его, встал в стойку, раскрутил, метнул…

– Мимо! – восторженно взвизгнул Такос при виде облачка известки. – Дядя, этот турок убил бы и вас!

Григорий вернул ему оружие:

– Тогда нам лучше убить его первым. И посмотрим, кто с этим справится, а?

Такос нагнулся, схватил камень, зарядил, выстрелил.

– Попал! – радостно крикнул он. – Я выиграл!

Григорий выхватил у него пращу.

– Разве я не сказал, что играем до трех?

Он улыбнулся, потом нагнулся к земле, стал искать. Такос тоже нагнулся, и началась новая игра. Оба бродили кругами, пытаясь отыскать подходящие боеприпасы, сталкивались друг с другом, смеялись. Сквозь собственный смех Григорий услышал смех мальчика и подумал: «Он смеется, как моя мать!» Потом схватил камень, на секунду раньше Такоса, выпрямился, раскрутил, метнул.

– Попал! По турку у каждого, играем дальше.

Такос схватил оружие, встал неустойчиво, промахнулся. Григорий встал как надо, раскрутил и попал. Мальчик глубоко вздохнул, выждал, раскрутил веревку до гула, метнул.

– Вот так, – крикнул он, – отшиб ему нос!.. – Осекся, сообразив, что сказал, открыл рот. – Я… я прошу прощения. Я… – Сглотнул, посмотрел на мужчину. – Это больно?

– Ну…