Следующий год в Гаване - Шанель Клитон

– И все же вы сражались рядом с ним.

– Да. Мы с ним в некотором роде были братьями. Мы не всегда любим своих братьев, не всегда согласны с ними, но, если нужно, мы берем в руки оружие и сражаемся бок о бок. В те дни это было правильно.

– Итак, вы отправились в Санта-Клару.

– Да. Элиза не хотела, чтобы я уезжал. Она боялась, что что-то может случиться со мной, с Кубой, с нами. Да и я не хотел оставлять ее одну. Но после того, как я вышел из тюрьмы благодаря помощи Элизы и твоего прадеда, мои дни были сочтены. Батиста был полон решимости показать пример мятежникам. Если бы я остался в Гаване, то рано или поздно оказался бы перед расстрельной командой. Это был вопрос времени.

– Вам было страшно?

– Да, я был напуган. В молодости я бы ответил, что ничего не боюсь и готов умереть за свою страну. Но у стариков есть преимущество перед молодыми – мы можем позволить себе говорить правду. Я боялся умереть. Боялся никогда больше не увидеть Элизу. Боялся, что мы проиграем и все наши усилия окажутся напрасными. Но пока мы ехали в Санта-Клару, мой страх отступал. Нас встречали люди, которые выходили из своих домов или с полей, где работали. Они нас подбадривали. Обувь у них была поношенная, одежда грязная, но в глазах светилась надежда. В нас они видели свое будущее. Будущее Кубы. Меня стала наполнять гордость. Я в полной мере ощутил, что мы служим чему-то более великому, чем мы сами, и, если мне суждено встретить смерть, она не будет напрасной. Молодые мужчины часто мечтают стать героями. Мы поняли одно: что бы ни случилось в Санта-Кларе, нас будут помнить, как героев.

– Почему вы решили сражаться?

– Я познакомился с Фиделем, когда изучал право в Гаванском университете. У нас были общие занятия, и однажды вечером после лекции мы пошли выпить. В те дни он был так увлечен, что я легко поддался его словам, его энтузиазму и мечтам о переменах. Мы были поглощены идеей свержения Батисты. Нас настолько захватил дух борьбы, что мы почти перестали думать о будущем. Мы оба считали, что Куба должна стать свободной, но в то время мы не понимали, что наши взгляды на то, как эта свобода будет выглядеть, расходятся. Мы даже представить себе не могли, насколько реальность будет не похожа на ту жизнь, о которой мы мечтали, когда были фактически детьми, играющими в революцию.

Меня удивляют искренность и нотки сожаления в его голосе.

– А что бы вы изменили, если бы могли?

– Все. Ничего. Кто может знать, как все сложится?

– Что случилось в тот день в Санта-Кларе?

– В Санта-Кларе я был ранен. Нас было несколько сотен. Небольшая группа пошла с Че. Остальные, в том числе и я, вооружившись гранатами, отправились захватывать холм. Нас вел Эль Вакерито.

– Эль Вакерито?

– Роберто Родригес Фернандес. Он погиб в Санта-Кларе. Ему было всего двадцать три года.

Он произносит эти слова таким будничным тоном, как будто погибнуть на войне – обычное дело.

– В армии Батисты было почти четыре тысячи солдат, танки, самолеты. Нас превосходили в численности и вооружении.

– Но вы победили. Я видела мемориал, поезд.

Кажется, ему приятно слышать мои слова.

– Да, все верно. Солдаты Батисты устали сражаться. Когда мы захватили поезд с подкреплением, отправленный Батистой, все закончилось. Батиста бежал в первые часы Нового года, а мы направились в Гавану. Я потерял много крови, и началось заражение. Я чуть не умер – врачи решили не перевозить меня в Гавану, поэтому я остался в Санта-Кларе до выздоровления. В суматохе Гильермо решил, что я умер. К тому времени, когда я уже поправился достаточно для того, чтобы связаться с Элизой, Батиста покинул страну и Фидель захватил власть. Повсюду начались забастовки, и Куба погрузилась в хаос. Я должен был вести себя очень осторожно – в то время мне нечего было предложить Элизе, а ее семья никогда бы не одобрила наши отношения. Я поехал в Гавану, чтобы повидаться с ней. Не успел я опомниться, как узнал, что ее отец в тюрьме. Новая власть охотилась за всеми, кто раньше поддерживал Батисту. И уже шли разговоры о том, чтобы отобрать плантации у элиты. В этих обстоятельствах семья Перес была доступной мишенью.

Меня поражает то, как он описывает режим. Он говорит так, словно революция Кастро не имела никакого отношения к той революции, за которую боролся он.

– Его содержали в Ла-Кабанья, – продолжает Пабло.

Холодок пробегает у меня по спине, когда я вспоминаю очертания этой тюрьмы.

– Им занимался Че. У меня было несколько козырей, и я знал, как сильно Элиза любила своего отца. От него зависело благополучие их семьи, и, если бы с ним что-то случилось, сердце Элизы было бы разбито.

Вот та часть истории, которую мне не удалось узнать из писем и рассказов Магды и Анны.

– Прежде чем отца Элизы освободили, я с ним встретился. Он пообещал мне сообщить Элизе о том, что я в безопасности, и о том, что я ее люблю и приду за ней тогда, когда у меня будет что ей предложить. Я попросил его передать Элизе письмо. Мне казалось, что он был мне благодарен за помощь, но в то же время он смотрел на меня так, словно я был одним из этих преступников в зеленой форме. И все же у меня оставалась надежда. Я надеялся, что когда-нибудь наша с Элизой мечта о совместном будущем, мечта, которая поддерживала меня, пока я сидел в тюрьме, пока сражался в горах, сбудется. А потом они убили Алехандро, – говорит он с грустью во взгляде. – Его я уже не мог спасти.

– Что случилось?

Всю свою жизнь я знала, что когда-то у моей бабушки был брат, но для нее и для ее сестер воспоминания о нем были слишком болезненными, поэтому о нем никогда не говорили.

– Я не был с ним знаком лично, но много слышал о нем. Он пользовался популярностью, был харизматичен и имел все шансы повлиять на будущее Кубы. Кое для кого он представлял реальную угрозу, поэтому было решено с ним расправиться.

– Он не участвовал в движении «26 июля»?

– Нет, не участвовал. Как только я узнал об убийстве Алехандро, то сразу захотел встретиться с Элизой, чтобы утешить и поддержать ее. Но в то же время я боялся, что мое появление оскорбит их – ведь я был частью той силы, из-за которой они столько потеряли. Так что некоторое время я держался в тени и считал, что поступаю благородно. Но потом, в какой-то момент, я понял, что отец Элизы нарушил свое обещание – он не передал ей моего письма. Также я узнал, что Гильермо сообщил Элизе о моей гибели. Она думала, что меня больше нет. После всего, что пришлось пережить твоему прадеду, я не виню его за этот поступок. Моя собственная семья отреклась от меня, когда я присоединился к Фиделю. Последнее, что мне сказал родной отец, – что я предал свою страну и свой народ. А еще он сказал, что ему стыдно за то, что я его сын. Я не хотел, чтобы Элиза чувствовала то же самое. Мне была невыносима мысль о том, что я разрушил ее мир, который она так любила. Как только я понял, что произошло, то пришел к ее дому, но садовник сказал, что вся семья уехала – они бежали в Соединенные Штаты, и никто не знал, когда вернутся. Это было в марте. Я убеждал себя в том, что там ей будет безопаснее. Ты не представляешь, с каким страхом все мы жили в те дни. Боялись все, даже приближенные к Фиделю. Возможно, именно приближенные боялись больше других. Ему ничего не стоило приговорить человека к смерти. Приходилось выживать, следуя его приказам и соглашаясь с каждым его словом. Те, кто этого не делал – а среди таких было много хороших людей…