Осиновый крест урядника Жигина - Михаил Щукин

Под шум и гам, под хлопанье дверей он быстро уснул тяжелым, глубоким сном. И приснилась ему, как в утешение, счастливая картина. Ясно увидел себя еще совсем молодым, увидел широкий луг за околицей родной деревни и побежал по этому лугу — стремительно, не касаясь ногами зеленой травы. Бежал к берегу речки, а там, на берегу, под ветлой, ярким цветным пятном колыхался под ветром и взвихривался девичий сарафан. И знал он, еще не добежав и не разглядев, что это Василиса стоит на берегу, на самом краешке, и на ее ладном, налитом теле колышется сарафан. И еще знал, что ждет она именно его, Семена, и различат уже, подбегая, что она зазывно машет ему рукой, призывая — скорей, скорее, чего же ты медлишь?! Он устремился быстрее, словно полетел, и вскрикнул от полного счастья, когда Василиса упала ему в объятия — теплая, ласковая…

…Хозяин постоялого двора подошел к лавке, толкнул Семена и ворчливо выговорил:

— Парень, а ты не заспался? Со вчерашнего тут лежишь…

Не услышав ответа, толкнул сильнее, Семен перевалился на спину, и хозяин постоялого двора в испуге отскочил в сторону, увидев нож, который по самую деревянную рукоятку был всажен в грудь постояльцу.

Длинными оказались руки у Капитоныча, с того света дотянулся он до строптивого мужика, и непонятным оставалось лишь одно — почему на мертвом лице этого мужика навсегда застыла счастливая, блаженная улыбка?

15

Марфа вошла в прихожую и замерла в изумлении: уж не почудилось ли ей? Нет, не почудилось. Голос Магдалины Венедиктовны звучал громко, дрожал от волнения, и столько в нем было неподдельного чувства и переживания, что боязно стало даже легким шорохом нарушить его. Марфа стояла, не снимая шубы, комкала в руках теплые варежки и слушала:

Слова эти, да еще произнесенные таким голосом, встряхивали душу до слез, которые закипали сами собой. Марфа дыхание затаила, слушала дальше:

Это ведь про ее судьбу, про ее печали и беды рассказывал голос Магдалины Венедиктовны, словно знал доподлинно все, что ей пришлось пережить на коротком своем веку.

Тихо стало в зале. И услышалось, что за окнами весело, наперебой галдят ребятишки, катаясь с горки. Но все заглушили аплодисменты, грянувшие так дружно, будто выстрелили из большой хлопушки. И восторженные крики наполнили маленький домик:

— Браво! Браво! Какая прелесть! Магдалина Венедиктовна, вы — чудо!

Голоса были молодыми, звонкими и восторженными бескрайне.

Не торопясь выходить из прихожей, Марфа долго еще стояла, прислонившись плечом к стене, и повторяла тихим, почти неразличимым шепотом:

— Пока ее, как этот цвет, не втопчут в грязь…

Вдруг замолчала, словно очнувшись, и медленно стала снимать варежки, расстегивать пуговицы на шубе.

Когда она вошла в зал, там все еще продолжали хлопать, а Магдалина Венедиктовна, отступив в угол, к шкафу, величаво кланялась и, выпрямившись, по-царски вскидывала гордую голову. Глаза у нее горели, на щеках проклюнулся неяркий румянец, и была она в эту минуту необыкновенно хороша собой.

На всех стульях, какие удалось собрать, и даже на кресле и на маленькой скамеечке, сидели в зале юные девушки, смотрели влюбленными глазами на Магдалину Венедиктовну, а в самом дальнем углу, скрестив на груди руки, будто полководец после одержанной победы, довольно улыбался репортер Кудрявцев. Увидев вошедшую в зал Марфу, он весело подмигнул ей и заулыбался во весь рот.

Да, происходило в маленьком и уютном домике нечто необычное, чего раньше никогда не было.

Скоро прояснилось. Господин Кудрявцев хлопнул в ладоши, призывая к тишине, и объявил:

— Милые барышни! Наша встреча закончена. Поблагодарим Магдалину Венедиктовну за доставленное удовольствие и будем раскланиваться. Мы и так задержались у нее в гостях непозволительно долго.

Девушки дружно поднялись, стали одеваться, успевали еще перешептываться и украдкой, с любопытством поглядывали на Марфу — кто такая? Наконец распрощались и ушли. Господин Кудрявцев остался и пояснил:

— Не удивляйтесь, Марфа Ивановна, я не зря говорил, что жизнеописание Магдалины Венедиктовны всколыхнет наше ярское болото. Интерес к моей публикации необыкновенный, особенно у молодого поколения. Ученицы нашей гимназии оказались самыми верными читательницами и обратились ко мне с просьбой, чтобы я представил им Магдалину Венедиктовну. Я, конечно, не мог отказать, и встреча, как видите, состоялась. Магдалина Венедиктовна! Вы были прекрасны! Я теперь даже готов выслушать неудовольствие классной дамы, если она узнает, куда я водил ее воспитанниц. Представляете, она запрещает девушкам читать жизнеописание Магдалины Венедиктовны, якобы они содержат некоторые нюансы морального характера. Но давно известно, что запретный плод всегда слаще, чем доступный.

— Господин Кудрявцев, я вас умоляю, не будьте так многословны! — Магдалина Венедиктовна села в свое кресло, и, глядя на нее, нетрудно было догадаться, что она устала, но светящиеся глаза ясно говорили и о том, что бывшая актриса абсолютно счастлива. — Марфуша, будь добра, приготовь чай. Я пока отдохну немного.

Марфа послушно отправилась на кухню, занялась самоваром, следом за ней сразу же заявился господин Кудрявцев. Расположился за столом, подвинул ближе к себе вазу с печеньем и заговорил, успевая при этом жевать:

— Не устану вас благодарить, что познакомили меня с Магдалиной Венедиктовной. Я, конечно, предполагал, что будет успех, но чтобы такой… Теперь я первое перо в нашем городе, так редактор мне сказал, и, кстати, что немаловажно, повысил мне гонорары. У меня нет больше надобности занимать у вас двадцать рублей. Записку мою прочитали, выводы сделали?

— Прочитала, — кивнула Марфа.

— Теперь можете о ней забыть. Господину Парфенову будет не до вас. Полицмейстер все-таки нашел Азарова, и тот сидит в участке. А сегодня приехали высокие чины из самой столицы и будут ревизовать прииски господина Парфенова. Я нутром чую, что результаты этой ревизии станут большим скандалом, ходят слухи, что не все чисто у господина Парфенова. Так вот, суть моей просьбы: рассказали бы все-таки, Марфа Ивановна, как вы служили в парфеновском доме, какие там порядки, какие нравы, какие секреты… Ну, и о завещании бы поведали… Вы станете знаменитой, как Магдалина Венедиктовна. А, Марфа Ивановна, что вам стоит?!