Последние Северы - Николай Анатольевич Савин

к тому времени, было высказано предположение, что он фактически не сопровождал императора на восток, а титул комита стал использоваться в качестве обозначения человека, приближенного к императорскому двору. Также он входил в состав жреческой коллегии августалов.

Второй консул 225 года Сервий Кальпурний Домиций Декстер, по всей видимости, происходил из италийской патрицианской семьи. Его отцом был консул-суффект203 или 204 года Кальпурний Максим, а матерью – Руфрия. Родственником Сервия, скорее всего, является, консул 196 года Гай Домиций Декстер.

Сервий Декстер был монетным триумвиром, квестором (стал им в качестве кандидата от императора) и затем претором. Около 180 года он находился на посту куратора Эмилиевой дороги, а потом стал легатом при проконсуле Азии. Декстер состоял в коллегии квиндецемвиров священнодействий, где был её магистром. В общем, это тоже был весьма пожилой сенатор, обладавший большим авторитетом.

Итак, с консулами 225 года мы определились. В 226 году император почтил консулатом Гая Ауфидия Марцелла, сам разделив с ним консульство. Ауфидии выдвинулись в верха римского общества ещё во время республики и оставались могущественной аристократической семьей в начале III века. Авторы Prosopographia Imperii Romani предполагают, что отцом или родственником Гая был сенатор Ауфидий Коресний Марцелл, который происходил из памфилийского города Сагаласс.

О самом Марцелле известно мало. Его карьера началась при Септимии Севере. Около 205 года он находился на посту консула-суффекта. Затем, в 221–222 годах, при Гелиогабале, он был проконсулом провинции Азия. Вот и всё. Одно ясно. Ауфидий сохранил хорошие отношения как с Гелиогабалом, так и с Александром. А ведь он был весьма немолод, в отличие от последних Северов. Возможно, какую-то роль в этом сыграло происхождение Ауфидия с Востока, из Памфилии.

Возвращаемся к тестю Александра. Он опять не стал консулом. Так зачем же было вообще назначать Цезарем отца Орбианы? Ожидалось, что их в браке родится сын знатного происхождения, примерно так же, как ожидали от брака Гелиогабала с Аннией Фаустиной, родственнцей Марка Аврелия. Слабые династические притязания императора, несмотря на неоднократные заявления о том, что он является незаконнорожденным ребенком Каракаллы, нужно было усилить связями с аристократией. Вполне вероятно, что роль Саллюстия рассматривалась с точки зрения страхового полиса. Если Александр Север умрет, когда его ожидаемый сын будет ещё несовершеннолетним, его тесть сможет действовать как подставное лицо режима, работая в сотрудничестве с Мамеей, пока сын его дочери и зятя не достигнет совершеннолетия. Этот план, конечно, был рассчитан на то, что Цезарь, человек знатного происхождения, готов взять на себя второстепенную роль. Однако, как Цезарь и назначенный наследник, он будет иметь постоянный доступ к императору и давать ему советы по concilium principis. Это была возможность, за которую Саллюстий мог ухватиться обеими руками.

Поначалу всё шло хорошо. Саллюстия Орбиана пришлась Александру по душе. Молодые жили в супружеском согласии и любили друг друга, хотя детей у них не было. Орбиана была объявлена Августой. С её именем выпускались ауреусы, серебряные денарии и квинарии, сестерции, дупондии и ассы. Сей был уважаем Александром и, вероятно, потихоньку набирал силу и влияние. Вот тут-то и нашла коса на камень. Недалёкая и жадная до власти Мамея, завидуя росту влияния жены и тестя императора, вдруг развернула целую кампанию по их дискредитации. Самих своих воображаемых соперников она стала откровенно третировать и оскорблять. Это подтверждает Геродиан (VI.1). Как мы знаем, Сею Саллюстию не были предоставлены статусные символы, которые обычно даются наследнику престола. Он не был назначен консулом, от его имени не выпускались монеты, и, похоже, он даже не имел минимальных титулов, присвоенных Александру Северу в 222 году, когда Гелиогабал назначил его Цезарем. Такие символы статуса включали видное место в имперской ложе во время «игр», право нести перед собой имперский огонь во время передвижения по столице, включая имперский вексиллум, и сопровождаться двенадцатью ликторами. Также ожидалось, что всех членов императорского дома будет сопровождать эскорт преторианцев. Ничего этого Сей не получил. Бесхребетный маменькин сынок Александр ничего не смог противопоставить своей обожаемой мамочке, ударными темпами ведшей его и саму себя к могиле. Очевидно, что он даже не пытался. Нам неизвестны подробности, но, видимо, конфликт начался где-то во второй половине 226 года, когда первый год брака не принёс семье потомства.

Закончилось же всё трагически в августе 227 года. Тогда отец молодой женщины, как ни сильно был он уважаем своим зятем Александром, не вынеся притеснений Мамеи по отношению к нему самому и к его дочери, бежал в лагерь преторианцев и, принося Александру благодарность за почести, ему прежде оказанные, пожаловался воинам на Мамею за все ее обиды. Кажется, причиной этой отчаянной акции было обвинение в покушении на жизнь императора. Если это так, то обвинение сфабриковала, конечно, Мамея. Поверил ли в это Александр, неизвестно, но он никак не воспрепятствовал планам матери. Поняв, что защиты от императора не дождёшься, Сей и бежал в лагерь преторианцев, прекрасно зная о негативном отношении последних к императорской семье. Возможно, он наивно надеялся, что гвардия сместит мать-императрицу, сохранив при этом Александра императором, а также повысит статус его самого. Преторианцы, однако, остались верными Александру, но только после того, как выслушали то, что Сей мог им предложить. Это значит, что Сей предложил им мало. Этому благородному сенатору не хватало качеств, которыми восхищались солдаты: военного опыта и проверенной храбрости, выкованной в бою. Для них он был не «однополчанином», а представителем аристократической знати. К тому же, видимо, не очень щедрым. Преторианцы решили, сенатор как император вряд ли сможет защитить и сохранить корыстные интересы и привилегии армии и гвардии. Поэтому они не поддержали Сея. Мятеж превратился в путч. Мамея повелела убить Сея, что и было исполнено, а его дочь, свою невестку, выгнав из дворца, сослала в Ливию. И опять Александр согласился с волей маменьки. Неудивительно, что авторитет императора падал и поделать с этим ничего было нельзя, поскольку Мамея и дальше продолжала рушить этот самый авторитет, а Александр продолжал ей уступать. Хоть Геродиан и пытается оправдать своего любимца, пишет, что «все это делалось против воли принуждаемого к тому Александра, ибо мать имела над ним чрезмерную власть, и все, ею приказанное, он исполнял. В том единственно можно упрекнуть его, что из-за чрезмерной кротости и большей, чем следует, почтительности к матери он повиновался тому, чего сам не одобрял» [Геродиан. История императорской власти после Марка. VI. 1].

То, что Геродиан и Лампридий пытаются нивелировать до какого-то незначительного недостатка, на самом деле было принципиальной неадекватностью режима. Такого императора армия долго терпеть бы не