Бойня титанов - Гай Хейли

Он улыбнулся, сияя бравадой, хотя и не совсем искренней, и грубо отбросил ладонь служителя.

— Ладно! — сказал он и поднял руки. — Очень хорошо. Приступай, Кассон, исполняй свой долг. Хотя, если бы я знал, что ты участвуешь в этих глупостях, ты бы недолго оставался у меня на службе. Это ведь что-то вроде крещения кровью, да? Этот ритуал я проходил уже не раз. Давай поскорее покончим с этим.

Кассон повернулся к нему лицом. Черные повязки на лице создавали впечатление бездонной тьмы в капюшоне, Этот трюк был известен давно, но, несмотря ни на что, в его взгляде таилось нечто нечеловеческое.

— Он бравирует, когда испуган, — сказал Кассон своим спутникам. — Они все испуганы, все эти могучие воины. — Он явно злорадствовал. — Не слушайте их. Они порочат себя в глазах Кровавого бога. Нам предстоит поработать, чтобы сделать их лучше.

— Как ты смеешь...

— Молчать! — приказал Кассон. — Я немало потрудился, чтобы подготовить тебя к этому моменту, хотя ты ничего и не чувствовал. И я не позволю, чтобы ты все испортил. Пометьте их. Подготовьте.

Скрытый подтекст в речах Кассона охладил ярость Терента. Он опустил руки. Поднятые из чана кисти, роняя на пол красные капли, приблизились к коже принцепсов. Теплые отметины, оставляемые ими на теле Харртека, нисколько не уменьшили ощущение холода. Он наблюдал за своим слугой, вожаком культистов. Кассон был одет точно так же, как и другие, но явно руководил ими, как принцепс руководит группой модератов. Его власть осуществлялась в тишине. Кассон едва ли произнес несколько слов, но от него веяло угрозой, и все, к кому он приближался, старались посторониться.

«Я и не подозревал его в чем-то подобном», — подумал Терент.

От начертанных символов по торсу Харртека растеклась кровь. Она быстро подсыхала, натягивая кожу, и вскоре все тело, покрытое узорами, начало зудеть. Аколиты работали в полном молчании. Плавные движения кисти успокаивали Терента, и он постепенно впал в состояние медитации. Под пеленой спокойствия тлела ярость, напоминающая о свирепости машинного духа «Нунцио Долорес», хотя и намного превосходящая ее в бесконечной кровожадности. Она взывала к нему бессловесным ревом и гудками медных горнов.

— Мы закончили, — объявил Кассон.

Веки Харртека разошлись, ломая корку крови, нанесенной на кожу. Он как будто очнулся от сна стоя, хотя не мог вспомнить, чтобы засыпал или хотя бы закрывал глаза. Комната вибрировала, словно жаркий воздух над пропеченным солнцем берегом моря или выхлоп перегретого двигателя.

— За мной.

Кассон, не оборачиваясь, поманил рукой. Аколиты выстроили принцепсов. Все казались оглушенными, как и Терент, или даже сильнее. В их глазах появилось лихорадочное пламя. Один — Харртек решил, что это Бассак, — сильно нервничал, сжимал руки и двигал челюстями, как человек на грани взрыва.

Почему Терент не смог с уверенностью назвать имя этого человека? Бассак ли это? Он знал их всех, но совсем их не знал. И даже не мог различить их. Его мысли ему уже не принадлежали. Он чувствовал себя одурманенным... Нет, не так. Он был отравлен гневом. Он жаждал сражаться.

— Путь открыт, открой путь. Дверь ведет на Восьмеричную тропу, — нараспев произнес аколит.

Но этот голос уже не принадлежал Кассону.

Слишком помпезное объявление об открытии двери самой непритязательной комнаты. Но вот она отворилась, и слова культиста показались не столь уж глупыми.

Комнату затопил резкий оранжевый свет. Послышался рев пламени. Внезапная смена холода на жару едва не свалила Харртека с ног. Вдыхаемый воздух был таким горячим, что казался слишком плотным, чтобы пройти в легкие. Терент закашлялся. В воздухе царил всепроникающий запах каленого железа и меди. Казалось, что они тонут в крови. Впереди простирался гигантский зал, поражающий своими размерами и множеством дьявольских устройств.

Барабаны вели меж собой агрессивный аритмичный спор.

— Вперед! — крикнул главный культист.

Принцепсов одного за другим вывели в оранжевое сияние, и их поглотило ощущение нереальности.

В зале доминировали восемь титанов класса «Полководец», выстроенные вокруг гигантского восьмиугольника, высеченного в полу. Глубина символа составляла около полуметра, он проходил сквозь кабели и трубы, лежащие под поверхностью палубы, независимо от их назначения. Титаны неподвижно стояли в углах фигуры и, похоже, не имели намерения участвовать в происходящем, но даже в этой вулканической атмосфере излучали сверхъестественную мощь, которая, по мнению Харртека, не имела ничего общего с Богом-Машиной. С одного боку, словно взбесившееся домашнее животное, злыми глазами смотрел на него «Нунцио Долорес».

Харртека и остальных принцепсов подвели к столбам, установленным между ногами каждого из титанов, с верхушки которых свисали цепи из закопченного металла. Царапины в нагаре отсвечивали бледным золотом, что было свойственно меди.

Барабанный бой звучал разрядами гигантских орудий, стуком топоров и щитов, грохотом камней, сокрушающих черепа.

Харртек позволил приковать себя между ногами «Нунцио Долорес». С непонятной отстраненностью он удивился, почему не сопротивляется, но к тому моменту, когда вялая мысль пробилась по извилинам мозга, его скрещенные руки уже были скованы над головой.

Торс «Нунцио Долорес» высился над ним, и массивный подбородок был подобен валуну, удерживаемому от падения какой-то ненадежной силой. Орудия словно бы заключили весь зал в смертоносные объятия.

Трудно было сказать с уверенностью, для чего помещение предназначалось изначально. Вероятно, этот огромный зал с потолком, терявшимся в сплетении трубопроводов и дыму, служил сборочным цехом или мануфакторумом для наиболее крупных компонентов, производимых в Узле Гардоман. Возможно, тут располагалась литейная или плавильня. Однако восемь гигантских тиглей с жидким металлом, испускавшим горячее оранжевое сияние, казались слишком примитивными для создания космических кораблей. Эти грубые системы принадлежали к эпохе паровых машин. Топить их требовалось углем, а их чугунные тележки стояли на железных рельсах. Огромные знамена, до того заляпанные запекшейся кровью, что девизы стали неразборчивыми, покачивались в потоках горячего воздуха, поднимавшегося над тиглями. Между гигантскими машинами повсюду сновали маленькие фигурки. Многие носили черные одеяния Нового Механикума, но большинство были одеты в кроваво-красные балахоны аколитов культа, и их число увеличивалось каждый раз, когда Харртек обращал на них внимание.

Как же он дошел до этого? Он оценил ситуацию в целом, и тогда наступил момент безнадежной ясности. Когда-то он сражался за Имперскую Истину — теперь отдался в руки примитивных сектантов. Им овладело глубокое отчаяние, но моментально улетело осенней паутинкой, и он погрузился в кроваво-теплую апатию.

Его манило обещание могущества. В голове все громче звенели медные горны.

Барабаны выбивали свои нестройные ритмы, похожие на оружейные очереди. Голова Харртека отзывалась болью на каждый звук. Перед глазами все расплывалось, он никак не мог сфокусировать зрение, а когда это удавалось, Терент не понимал, на что смотрит. Реальность мерцала и ускользала, сменяясь мрачными образами черного огня и вопящих монстров. Он моргал, стараясь избавиться от видений, но безуспешно. Наконец видения исчезли, и перед ним снова возник зал, а в нем неожиданно появился апостол Воррджук Краал. Харртек, вероятно, потерял сознание от жары, а затем очнулся. Видения же могли быть навеяны неким наркотиком. К этому моменту Терент уже не сомневался, что его каким-то образом отравили.