Межвидовой барьер. Неизбежное будущее человеческих заболеваний и наше влияние на него - Дэвид Куаммен

которых питаются «оленьи клещи», а «оленьи клещи» переносят болезнь Лайма и заражают ею людей, из этого должно логически следовать, что чем больше популяция оленей, тем выше заболеваемость среди людей. Это рассуждение действительно логично, но ошибочно. Силлогизм сам по себе правильный, только вот первый посыл слишком упрощен и вводит в заблуждение. «Оленьи клещи» вида Ixodes scapularis не питаются кровью оленей.

Эколог Ричард Остфельд немало сделал, чтобы избавиться от этого непонимания. Остфельд два десятилетия изучал одну экосистему в пригороде Нью-Йорка, в которой обитает Borrelia burgdorferi. Еще он рассмотрел исследования, сделанные в других местах, и (временами ошибочные) выводы, сделанные из них. Белохвостые олени, как он узнал, лишь отвлекают нас и вводят в заблуждение. Книга Остфельда Lyme Disease: The Ecology of a Complex System («Болезнь Лайма: экология сложной системы») вышла в 2011 г. «Предположение, что риск болезни Лайма тесно связан с популяцией оленей, было сделано на основе полевых исследований, которые начались вскоре после открытия бактериальной природы болезни Лайма и клещей-переносчиков этих бактерий», – писал он[141]. Эти исследования были очень тщательными и энергичными, отмечал он, но ученых, судя по всему, вело стремление как можно скорее найти простой ответ, который позволит принять меры по здравоохранению. Они «охотились на виновников – критический вид». В одной журнальной статье назвали белохвостого оленя «главным носителем» клеща[142]. В другом исследовании говорится, что олени – это «неотъемлемая часть» решения загадки с болезнью Лайма в Северной Америке. Еще одна обзорная статья, великолепная со всех других точек зрения, написанная врачом, отлично понимавшим все медицинские тонкости, пришла к тому же выводу в попытке объяснить, почему болезнь Лайма проявилась только в последние десятилетия: «Если спирохета Лайма существует так долго, почему же медицине стало известно о ней совсем недавно? На этот вопрос можно ответить всего одним словом: олени». Все были согласны в одном: олени, олени, олени. Этот ответ из одного слова указывал на прагматичное решение проблемы с болезнью Лайма: чем меньше белохвостых оленей, тем меньше будет зараженных клещей.

И это решение попробовали применить на практике. В одном из экспериментов на небольшом островке неподалеку от Кейп-Кода биологическая служба штата застрелила 70 процентов оленей; затем ученые оценили, как это повлияло на популяцию клещей, подсчитав количество маленьких незрелых клещей на одном из видов мышей. Результат: количество клещей на мышах оказалась по крайней мере таким же высоким, как до уничтожения оленей. После этого охоту на оленей с целью снижения популяции поощряли в некоторых районах Мэна, Массачусетса, Коннектикута и Нью-Джерси; ученые опять-таки наблюдали за тем, как это подействует на популяции клещей. Город Дувр, штат Массачусетс, например, недавно объявил первую охоту на оленей в окрестностях города, следуя рекомендациям местной комиссии по здравоохранению и Комитета по болезни Лайма. Охотники убили девятнадцать оленей (шестнадцать самок и трех самцов), после чего в одной дуврской газете уверенно заявили: «Чем выше количество оленей в регионе, тем выше вероятность передачи болезни Лайма людям»[143].

Ну… на самом деле – нет. Эта простая формула настолько же ложна, насколько и гипотеза о болотных испарениях, вызывающих малярию.

Главная предпосылка всех этих гражданских акций – в том, что на вышеупомянутых территориях развелось «слишком много» оленей, и именно это перенаселение является причиной того, что с 1975 г. болезнь Лайма поражает людей. И это даже в чем-то верно – там реально живет очень много оленей. Популяция оленей на северо-востоке США резко выросла (благодаря восстановлению лесов, отсутствию крупных хищников, сокращению охоты со стороны людей и другим факторам) по сравнению с трудными временами XVIII и XIX вв. Возможно, сейчас в Коннектикуте живет больше оленей, чем до Пекотской войны 1637 г. Но это изобилие белохвостых оленей, как показала работа Остфельда, скорее всего, вообще никак не влияет на риск подхватить болезнь Лайма, когда вы, например, прогуливаетесь по лесу Кокапонсет. Но почему?

«Любая инфекционная болезнь по сути своей является экологической системой», – писал Остфельд[144]. А экология – это сложно.

51

Рик Остфельд сидел в своем кабинете в Институте изучения экосистем имени Кэри в Миллбруке, штат Нью-Йорк. На стенах и двери висели бумажки с шутками о клещах. Он сказал мне, что по вопросу оленей и болезни Лайма является «еретиком». Но он – еретик с данными, а не тот, кто прислушивается к голосам откровения.

Остфельд – подтянутый, веселый мужчина за пятьдесят, с короткими темно-русыми волосами, в овальных очках. Главный объект его исследований – мелкие млекопитающие. Он изучает их взаимодействие, факторы, влияющие на их ареал и изобилие, эффект от их присутствия и отсутствия, микробов, которые они переносят. С начала 1990-х гг. он и его помощники из Института Кэри поймали десятки тысяч мелких млекопитающих в лесах Миллбрука и окрестных территорий – в основном мышей, бурундуков, белок и бурозубок, но иногда попадались даже животные покрупнее – опоссумы, скунсы и еноты. Поначалу его исследования не имели никакого отношения к болезни Лайма: он отслеживал популяционные циклы местного грызуна, белоногой мыши. Многие виды мелких млекопитающих демонстрируют популяционную цикличность: один год их встречается сравнительно мало, на следующий год они появляются в изобилии, еще через год – в еще большем изобилии, а потом снова скатываются к немногочисленности, словно ими управляет некий таинственный ритм. Многие экологи млекопитающих изучали такие циклы, пытаясь определить их причины. Что вызывает эти бумы и спады?

Остфельда больше интересовали последствия. Когда животное А размножается в необычайном изобилии, как это влияет на популяции животных Б, В и Г? В частности, ему было интересно, может ли высокая популяция мышей служить контролирующим фактором для популяции одной моли-вредителя, поедая их гусениц? Отлавливая животных, осматривая их и выпуская обратно на волю с бирками на ушах, он заметил, что их уши покрыты маленькими, как точки на бумаге, черными тельцами: личинками клещей. Мыши были заражены. Они поставляли кровь на обед незрелым стадиям развития Ixodes scapularis, которых Остфельд знал как черноногих (а не «оленьих») клещей. «Так меня заинтересовала экология болезни Лайма», – писал он в предисловии к книге[145].

За эти двадцать лет – животное к животному, клещ к клещу – Остфельд и его команда собрали огромный объем данных, и их работа все продолжается. Они используют ловушки Sherman (от компании H. B. Sherman из Таллахасси, очень уважаемого поставщика) с приманкой из овса, размещенные на земле в лесу. Большинство пойманных животных они выпускают живыми, предварительно осмотрев, чтобы проверить состояние здоровья и удалить с них клещей. Биологи, занимающиеся мелкими млекопитающими, –