Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929) - Михаил Алексеев

Иногда к провалу приводили буквально мелочи, на которые дома не обращаешь внимания.

Один довольно крупный нелегальный работник, летом 1927 г. приехавший в Китай из Латвии, щеголял в кепке с клеймом: «МОСКВОШВЕЙ, МОСКВА, ИЛЬИНКА». Конечно, и иностранцы могли покупать в России все что угодно, но чтобы иностранец покупал в Москве одежду, поверить было очень трудно.

Очевидно, что на нелегальную работу в Китай следовало посылать сотрудников разведки с иностранными паспортами, и в первую очередь в города, где имелись иностранные концессии, – в Шанхай, Тяньцзин, Харбин и в меньшей степени – Пекин. В этих городах иностранцев было достаточное количество, и «замаскироваться» не представляло особого труда.

В других же городах Китая мнимому иностранцу «замаскироваться» было практически невозможно. В провинциальных городах Китая проживало, как правило, не более 15–20 иностранцев, которых все знали как облупленных, и всякий вновь прибывший становился предметом всеобщего внимания и расспросов, особенно со стороны компатриотов, что неизбежно приводило к провалу. Поэтому для нелегальной работы в провинциальных городах Китая лучше и проще было перекрашиваться в бывших белогвардейцев. Работать под иностранца в Китае было проще с паспортом стран-лимитрофов, ранее входивших в состав России: безопаснее – как выходец из Эстонии и Литвы, хуже – из Латвии (к латышам в Китае относились по неведомым причинам недоверчиво). При отправке в Китай с паспортами пограничных с СССР стран необходимо было иметь в Харбине и Шанхае агентов, близких к представителям этих стран, под поручительство которых можно было легко получать визы.

В каждом городе Китая с иностранным паспортом можно было прожить два-три месяца, не вызывая никаких подозрений. После можно было начинать подыскивать себе службу во всевозможных конторах и предприятиях. Ознакомившись с посетителями кофеен и столовок, можно было в таких городах, как Харбин, Тяньцзин и Шанхай, создать себе ложный источник доходов от различного рода спекуляций.

Иметь представительства от какой-либо иностранной фирмы было несколько сложнее, так как нужно было обязательно провести две-три операции, иначе возникало подозрение, что представительство дутое. Конечно, если представительство было настоящее, тогда картина менялась.

В указанных городах было так много всякого люда, торговавшего воздухом, что увеличение их числа на одного-двух таких же ничьих подозрений не должно было вызвать, а общительный и ловкий разведчик мог легко притвориться дельцом. Лучшей дутой спекуляцией в Китае была игра на курсе денег. Прочитав в газетах, что курс доллара упал, можно было тут же, не вызвав ни у кого подозрения, пустить слух, что вами были куплены иены тогда, когда курс местного доллара был выше, и что вы на этом заработали.

Невзирая на все вышесказанное, подобное положение разведчика никак нельзя было рассматривать как успешную «легализацию», и требовались более продуманные и просчитанные подходы к этому непростому делу, от которого зависели вопрос выживания разведчика в стране пребывания и эффективность его работы.

Уже во второй половине апреля 1927 г. (еще до принятия майских решений Политбюро ЦК ВКП(б)) начался перевод резидентур Северного Китая на нелегальное положение.

В качестве центральной нелегальной резидентуры в том регионе Китая была определена харбинская (наряду с продолжавшей параллельно действовать «главной» резидентурой под «легальным» прикрытием генконсульства в Харбине). Предполагалось подчинить ей резидентуры, находившиеся в Мукдене, Тяньцзине, Пекине, Хайларе и Дайрене. Однако часть этих резидентур к тому времени была уже провалена, и речь шла не о переводе их на нелегальное положение, а о создании в Северном и Северо-Восточном Китае, включая Харбин, качественно новых резидентур. Перманентно существовавшая угроза закрытия консульств в Северной Маньчжурии приводила к констатации очевидного факта – разведчики с советскими паспортами не сегодня, так завтра не смогут больше оставаться в пределах Северной Маньчжурии. В этой связи было решено использовать сотрудников IV управления, которые могли находиться в Китае по иностранным паспортам. Одновременно рассматривалась возможность переброски в Китай «…образовавшегося на Западе некоторого резерва работников-иностранцев (немцев, французов)». Однако все это было на уровне умозрительных схем, далеких от действительности.

Между тем резидентуры под официальным или полуофициальным (структуры КВЖД) прикрытием продолжали вести разведку в Северном, Северо-Восточном и Центральном Китае, невзирая на все ранее принятые решения Центра.

Захват документов центральной пекинской резидентуры провалил резидентов в Харбине, Мукдене, Калгане, Шанхае, Ханькоу. Провал не сказался только на положении одного Д. Ф. Попова, резидента в Ханькоу при генконсульстве (без занятия официальной должности), которое было открыто при уханьском правительстве (Ханькоу, Учан и Ханьян составляли мегаполис Ухань).

Остальные же резиденты подлежали немедленному отзыву во избежание провокаций со стороны китайских властей. Одновременно требовался тщательный анализ имевшейся агентурной сети, чтобы избежать возможного провала.

11 апреля китайцы, сославшись на телеграмму, полученную из Пекина, предложили руководителю мукденской резидентуры В. Т. Сухорукову выехать из Китая. У Центра были свои виды на Сухорукова, его предполагали использовать для работы в Шанхае – внутриполитическая обстановка в стране пока еще позволяла перебрасывать проваленных резидентов с Севера и Северо-Востока Китая в его центральную часть.

13 апреля отбыл пароходом во Владивосток через Шанхай резидент в Тяньцзине «К. Силин».

16 апреля 1927 г. из Пекина в Читу выехал «центральный» пекинский резидент А. И. Огинский (до этого Пекин разными маршрутами покинули сотрудники резидентуры). На следующий день во Владивосток выехал харбинский резидент Рахманин («Марк»).

После пекинского провала и отъезда Рахманина во Владивосток, а потом в Читу удалось сохранить часть харбинской агентуры и даже завербовать новых агентов.

7 мая 1927 г. Касьянов («Маркус»), «временный агент» в Харбине, до перевода резидентуры на нелегальное положение заменивший Рахманина, докладывал в Москву, что из прежних сотрудников работали: «Молодой человек»; «А. И.»; «Искандер». Одновременно был завербован новый агент в главном полицейском управлении, от которого поступали данные о предстоявших арестах.

События в Пекине имели отголоски и в Шанхае, так как оказался проваленным шанхайский резидент И. Г. Чусов («Ракитин»), сотрудник генерального консульства СССР. Против генконсульства в преддверии разрыва с Чан Кайши ожидались провокации.

8 апреля 1927 г. Чусов докладывал из Шанхая, что накануне вечером советское консульство по распоряжению властей сеттльмента было окружено полицией и белыми волонтерами. Пришлось уничтожить имевшиеся материалы. Генконсульство нападению так и не подверглось, но Чусов вскоре выехал в Москву.

Как раз в это время в Шанхае оказался К. Салнынь, направлявшийся из Пекина в Кантон. Налет на советское полпредство нарушил все планы «Гришки», и отъезд в Кантон отпал сам собой.