В моих глазах – твоя погибель! - Елена Хабарова

Капитан прервал выступление и взял стакан с водой.

«Почему он так волнуется?» – удивился Вальтер.

– Слышал морскую байку? – весело шепнул Макс Геллер. – Некий авианосец ВМС США получил в ночи сигналы неизвестного происхождения и потребовал от встречного судна изменить курс. Однако их требование долго оставалось без ответа. Только через несколько минут после начала радиосвязи поступил ответ: «Мы не можем изменить курс, мы — маяк».

Вальтер тихонько прыснул. Геллер славился как весельчак, балагур и болтун, и славу эту вполне заслужил.

Тем временем Дерринджер поставил стакан и продолжил речь:

– Не дождавшись радиосвязи, я отдал приказ поднять с авианосца вертолеты разведки. С воздуха летчики обнаружили небольшую самоходную баржу. Над ней был поднят сигнальный флаг «Терплю бедствие», а члены экипажа имели ужасный вид. Профессионального переводчика на «Кирсардже» не оказалось, однако нам помог наш боцман, украинец по происхождению. С его помощью удалось выяснить, что перед нами – солдаты Советской армии, унесенные в море на неуправляемом судне с Курильских островов почти пятьдесят дней назад. Мы все восхищены мужеством и жизненной стойкостью этих людей.

Раздались аплодисменты. В зале не осталось ни одного человека, который не аплодировал бы. Четверо спасенных выглядели весьма смущенными, прятали глаза.

– Господин капитан! – выкрикнул какой-то журналист неподалеку от Вальтера. – В интервью, данном вами на борту «Кирсарджа», вы уверяли, что…

Он не договорил.

– Пресс-конференция закончена! – провозгласил в микрофон ведущий. – Завтра наши гости летят в Нью-Йорк, а сейчас они должны отправиться на встречу с мэром Сан-Франциско, который собирается вручить им символические ключи от города, – в знак уважения к их беспримерному мужеству.

Снова раздались аплодисменты, и Вальтер обратил внимание, что какой-то человек пробрался к тому журналисту, который попытался задать вопрос Дерринджеру, показал какое-то удостоверение и что-то тихо сказал. Журналист испуганно закивал и быстро вышел из зала, опасливо оглядываясь.

– Экий глупец! – усмехнулся Геллер. – Всех же предупредили насчет таких вопросов!

– Ты хочешь сказать, есть что-то, о чем прессе запрещено говорить? – удивился Вальтер. – Даже американской? А как же их знаменитая американская свобода слова?

– Свобода свободой, – пожал плечами Геллер, – но даже американцы должны быть осторожны с такими парнями, как Дерринджер. И пусть кэп, как здесь говорят, gone crazy[59], никто не будет делать это достоянием гласности. При том, что здешняя пресса всеядна, она не жрет всё подряд. И уж конечно не жрет тех, кем гордится нация.

– Да о чем, собственно, речь? – не выдержал Вальтер. – Ты на что намекаешь все это время?

– Пойдем в бар, – предложил Геллер. – Ты мне поставишь стаканчик, а я расскажу тебе байку – самую невероятную из всех тех, которые ты слышал в своей многотрудной жизни. Причем no kidding[60], как говорят здесь! Я слышал эту историю от Дерринджера своими ушами.

Одним стаканчиком, впрочем, дело не ограничилось, однако в конце концов Геллер рассказал, что еще на «Кирсардже», после того как русских увели с несостоявшейся пресс-конференции, капитан Дерринджер поведал подлинную историю спасения экипажа баржи Т-36.

…Примерно в 16 часов 7 марта над авианосцем «Кирсардж» вдруг заиграли разноцветные пятна, вызывающие восхищение и ужас одновременно.

Первая мысль капитана была, что их накрыло ядерное излучение. Русский лидер Хрущев только призывает к полному и окончательному разоружению, а сам постоянно норовит продемонстрировать мощь своего оружия. Эти потрясающе успешные баллистические ракеты, о которых кричала пресса всего мира… Их искусственный спутник на орбите… Неужели русские пошли еще дальше? Неужели наступил конец света? Конец Америки?!

Однако радиостанции работали нормально, паники в эфире не наблюдалось, и Дерринджер немного успокоился. Однако все же отдал команду экипажам занять места в самолетах и вертолетах согласно боевому расписанию.

– Я видел такую штуку в Гренландии, – сказал помощник капитана. – Это северное сияние.

– Мы не в Гренландии, а почти на Гавайях, – буркнул Дерринджер. – Нет! Нет, ты только посмотри…

Сияние, покрывшее почти полнеба, собиралось в одну точку, из которой ударил невыносимо яркий луч, коснувшийся глади волн почти на горизонте. В том месте, где соприкоснулись упавший свет и волна, образовалась словно бы сферическая линза, в которой, как в увеличительном стекле, возникло очертание черной плавучей посудины. А там, откуда падал этот луч, на миг возникло женское лицо, отчетливо различимое до самых мельчайших подробностей, от цвета зеленых глаз до родинки в углу рта.

Миг – и все погасло, в небе воцарилось прежнее светлое спокойствие, а море на горизонте заиграло множеством радужных огней.

Капитан огляделся. Судя по выражению лиц тех, кто находился рядом, они тоже всё видели.

Немного утихомирив разошедшееся сердце, Дерринджер отдал приказ поднять в воздух разведывательный самолет.

Спустя некоторое время пилот доложил, что видит полуразбитую баржу, на которой находятся люди. И это русская баржа!

Самолет сбросил на воду сигнальные ракеты, пометил район. Вслед за ним капитан отправил два «Ирокеза». Они спустились так низко над баржей, что вращение их лопастей сбило с ног четверых изможденных людей, поддерживающих друг друга…

– На самом деле всё это можно объяснить с научной точки зрения, – глухо, словно сквозь пелену, звучал голос Макса Геллера. – Преломление лучей, да мало ли что! Вот только лицо этой женщины… понимаешь, все они описывают ее одинаково. Зеленые глаза, эта родинка… Не могли же они сговориться – все на «Кирсардже»?! Впрочем, в эту чушь мало кто верит.

Вальтер сидел как оглушенный.

– Интересная реакция, – ухмыльнулся Геллер. – Похоже, ты мне веришь?

Вальтер только кивнул. Говорить он не мог: сердце бешено колотилось, болезненные спазмы сдавливали горло.