По ту сторону рассвета. Книга первая. Тени сумерек - Берен Белгарион

— Я знаю. Но ненависть — далеко не все, что он испытывает ко мне.

— Ты ошибся в нем, — Менельдур сел на землю, помог королю завернуть Палантир в сукно. — Он такой же, как все они. Одержимый собой и своими страстями. Завистливый. Самовлюбленный.

— Разве среди нас мало таких?

— Меньше, чем среди них. Этой обиды не изжить — они считают, что и мы, и Валар их предали. Бесполезно объяснять что-либо. Им все время кажется, что все им задолжали: мы, Валар, Единый…

— Зачем же ты тогда пошел со мной, Менельдур?

Эльф поднял глаза:

— Ты — мой король, и я дал тебе клятву…

— Это не все. Многие давали клятву…

— Ты прав. Я рассчитывал, что ты одумаешься… увидишь его таким, какой он есть… и вернешься.

— Нарушив свой обет?

— Не говори мне о том обете, я ведь был там и помню все слово в слово! Ты обещал, что не откажешь в помощи никому из Дома Беора — и ты уже сдержал обещание. Ты дал ему золота, союз с Хитлумом, поручительство к Маэдросу… Ты не обязан ему больше ничем…

Финрод смолчал.

— Скажи, король мой и друг, сколько можно казнить себя за то, в чем ты не виноват даже бездействием — ибо помешать ты все равно не смог бы?

Финрод опустил голову. Молчание длилось, и Менельдур решил было, что Финрод не ответит.

— Менельдур, — сказал вдруг король. — То, что тогда произошло — оно имело какой-то смысл?

Эльф не знал, что сказать, и Финрод продолжал:

— Остановить Падение можно лишь одним способом: каждый должен остановить его в своем сердце. За нас это никто не мог тогда сделать. И за Берена этого сейчас не сделает никто. Он сейчас ненавидит меня — это правда; но это правда неполная. И не это меня волнует. Сейчас он борется с Падением в своем сердце — а я верю, что Падение можно преодолеть.

На изумленное молчание Менельдура он ответил чуть погодя.

— Я не хотел этого опыта. Это слишком жестоко. Но это произошло само собой, и поверь, так лучше. Если бы он слепо боготворил меня или спокойно использовал — я бы огорчился куда больше. Ненависти в мире очень много, и если нам больше не из чего делать любовь — мы будем творить ее из ненависти.

— Ты… Знал, что так будет?

— Я изо всех сил надеялся, что так не будет.

— И что же теперь?

— Я буду ждать. Иди, Вайвэи. Я буду ждать.

— Он опасен. Он… Менельдур прислушался. — Он жаждет твоей смерти! Позволь мне остаться.

— Иди, Вайвэи. Это приказ.

— Как я могу?

— Должен, если любишь меня. Если в Берене победит ненависть — значит, я совершил ошибку, цена которой жизнь. Я расплачусь сам. Повинуйся своему королю.

Менельдур покачал головой.

— Ты погибнешь.

— Да, — согласился Финрод. — Как и большая часть тех, кто пришел сюда, в Эндорэ, из Валинора. Как все, кто выбрал Падение.

Менельдур оглянулся в сторону поляны, где расположились на ночь остальные эльфы.

— Ты все еще веришь в него? Даже сейчас?

— На что же еще ему опереться, если не на мою веру?

— Я тоже хочу поверить, король мой. Стараюсь. Но не могу.

— Тогда уходи совсем, — это был не приказ, это была просьба, продиктованная не волей короля — любовью к другу.

— Да как же я уйду?

— Ты предпочтешь мучить меня сознанием того, что я веду тебя на смерть, которую ты считаешь напрасной? Уходи, Вайвэи.

Менельдур обхватил колени руками, склонил голову. Темные, крупно вьющиеся волосы рассыпались по плечам, доставая до травы.

— Я слышу его сквозь лес, — сказал он наконец. — Как будто смерч беснуется на поляне — такая борьба идет в его душе. Если он и в самом деле что-то поймет — значит, ты был прав. И я поверю. Если нет — уйду.

Финрод взял его за руку, долго смотрел в глаза, потом — отпустил.

— Хорошо, — сказал он. — Будь по-твоему.

* * *

Ну что, друг мой? Тебе не нужен был Дагмор, пока имелся собеседник получше — а теперь ты с ним расплевался…

— Я ненавижу его.

Ага, вывернул это — и легче. Есть такое поверье, сынок — назовешь демона по имени — и он уйдет.

— Не уходит.

Тогда скажи, за что ты ненавидишь Финрода?

— За то, что бессмертен. За то, что мудр выше всякого моего разумения. За то, что красив. За то, что благороден сверх меры. За то, что искусен. За то, что я таким не был и никогда не буду…

Но ведь Лютиэн кое в чем, пожалуй, даже превосходит его — а ее ты ненавидеть неспособен.

— Я люблю ее.

Ты можешь ею обладать. Вместе со всеми ее немереными достоинствами. А Финрод — был и останется сам по себе.

— При чем тут… Она не станет презирать меня за то, какой я есть.

А Финрод — станет? Брось, сынок, ты прекрасно знаешь, что нет.

— За то и ненавижу. Потому что я бы на его месте — презирал. Но, по-моему, легче море вычерпать, чем меру его терпения и благородства.

О, да, у него — море… А у тебя — кувшин? Ведро? Чашка? Давай, выплесни и то, что есть. Он там один, безоружный — пойди и убей его. Уничтожь того, кто одним своим существованием являет тебе всю твою мелочь. Уничтожь вообще всех, кто больше тебя, лучше тебя — тогда ты станешь самым великим…

— Я лучше тебя об колено сломаю с такими твоими советами.

Так, ты уже кое-что начинаешь понимать. Голова — она не только для шлема человеку дана. Ответь, почему ты не хочешь следовать этим путем?

— Это Падение. Это путь Моргота.

Но тебя толкнули на него задолго до твоего рождения. Что стоило Ему — всезнающему, всемогущему — шепнуть Валар, где проснулись Смертные? Что стоило им отвести вас с Валинор и отрезать вам уголок? Ровным счетом ничего — так почему они этого не сделали?

— Не знаю.

Ну так мсти им! Мсти за все, что они не сделали для людей! Овладей их крепостями и женами, стань первым человеческим королем Средиземья!

— Я не желаю уподобляться Морготу.

Но ведь уже уподобляешься ему. Завидуя, ненавидя, ожесточая свое сердце — уподобляешься Морготу.

— Но почему? Почему мы должны быть вечно вторыми, почему мы — пасынки этой земли, а они — ее дети?

А почему вечно вторым после Эру должен был быть Мелькор? Выходит, и у него есть право чувствовать себя обделенным и обиженным? И станут ли родители любить приемного сына сильнее, если он убьет родного?

— Ты все ставишь с ног на голову.

Нет, сынок, наоборот. Смотри: или ты безоговорочно признаешь, что Единый понимал, что делал. И тогда не имеет смысла зависть: у тебя — свой путь, и твой долг — пройти по нему достойно. Или ты считаешь, что Единый не прав, что он тебя предал, обманул и бросил — и тогда твое место рядом с Мелькором. Бьюсь об заклад: он будет рад такому союзнику.