Смертельные друзья - Николас Колридж

– Ты, наверное, не удивишься тому, что я скажу. Пол сделал мне предложение.

– Салли! Я так рад! Прекрасная новость. – Я подошел к Салли, сидевшей в плетеном кресле-качалке, и поцеловал ее. – Надеюсь, ты будешь счастлива с ним.

Мы оба чувствовали себя неловко. Семь лет назад в средневековой церкви в Болье неподалеку от дома матери Салли в Нью-Форесте мы дали торжественный обет быть вместе в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас. А теперь вот я поздравляю ее с новым мужем, хотя официально наш брак еще не расторгнут.

– Когда? – спросил я.

– Что – когда? Дата свадьбы зависит от тебя, от того, насколько быстро мы получим развод. А если ты имеешь в виду, когда он предложил мне выйти за него замуж, так это случилось в четверг. В тот день, когда он вернулся из Гонконга. – Он уже подарил тебе кольцо?

Салли зарделась.

– Да. Вот оно.

Она сунула руку в карман и достала огромный кроваво-оранжеватый рубин, окруженный крупными искусственными жемчужинами, оправленный в золото. Я про себя отметил две вещи: дорого и уродливо.

– Пол сделал его на заказ в Сингапуре. По собственному чертежу.

Интересно, какое из двух обручальных колец больше нравится Салли. Может быть, то, что я выбрал для нее в ювелирном магазине «Лаки Плаза», пришлось ей не по вкусу, и наш брак был обречен с самого начала. Во всяком случае, оно совсем не было похоже на сингапурское. Но откуда мне было знать ее вкус? Женитьба была для нас просто очередным естественным шагом в развитии наших отношений. Мы встречались уже более года, оба были в достаточно зрелом возрасте, а Салли оказалась первой женщиной, которую я мог всерьез рассматривать в качестве возможной жены. Привлекательная без вульгарности, уравновешенная, любящая детей, она была именно той девушкой, на которых женятся. Не предложи я ей руку и сердце, очень скоро нашелся бы другой претендент. Поэтому я пригласил ее во французский ресторан и без затей предложил выйти за меня замуж. В результате мы стали такой же супружеской парой, как и все наши друзья.

– А Кэзи в курсе? – спросил я.

– Нет, я тебе первому сказала. Даже моя мама еще ничего не знает. Кит, тебе может показаться странной эта идея, и ты можешь отказаться, но мы подумали, что лучше тебе самому сказать об этом Кэзи. Мне кажется, так будет менее болезненно и более естественно. Как будто это наше общее решение, обычное семейное дело.

Себе на удивление, я легко согласился выполнить эту миссию, и мы пошли к машине Салли, чтобы взять оттуда детское сиденье и перенести в мою. Я вспомнил, что «БМВ» мне придется вернуть компании. Машина мне не принадлежала.

Мы переехали мост и остановились возле итальянского ресторана на Кингс-роуд, где привечали детей. Заказали спагетти, хлебные палочки и кока-колу.

– Кэзи, – заговорил я, тщательно выбрав момент. – Кэзи, ты ведь знаешь Пола, маминого друга?

Кэзи замерла и неожиданно посерьезнела. Несмотря на предпринятые мной усилия девочка каким-то шестым чувством поняла, что я собираюсь сообщить ей нечто серьезное.

– Тебе нравится Пол? – выпалил я.

Она подумала, прежде чем ответить.

– Да, он мне нравится, папа. Он обычно очень милый, но иногда делается грубый. Например, по утрам, когда я поднимаюсь наверх в мамину спальню, а он уже там, и тогда мамочка говорит: «Уходи, Кэзи, еще слишком рано», а Пол говорит: «Да-да, слишком рано, иди сейчас же в постель».

– Понятно.

– А еще Пол сказал, ты знаешь, у нас маленький телевизор в кухне, его мама смотрит, когда гладит белье, так вот Пол сказал: «Давайте поставим маленький телевизор в комнату Кэзи». Теперь по утрам я могу включать его сама и смотреть «Пауэр рейнджерс», пока большая стрелка не покажет двенадцать, а маленькая восемь. Тогда мне разрешают пойти в мамину спальню».

– А что ты скажешь, Кэзи, если дядя Пол и мама поженятся?

– Они не могут пожениться, – засмеялась Кэзи. – Вы же с мамой уже поженились!

– Видишь ли, мы вот подумываем, не разжениться ли нам, и тогда мама сможет выйти замуж за Пола.

– Но… она не может. Потому что ты-то не женишься ни на ком. И будешь один.

– Знаю, лапа. Но, может, я когда-нибудь тоже женюсь на ком-нибудь другом.

– Хорошо, папа. Давай мы с тобой поженимся.

– Вряд ли это возможно. Папы не могут жениться на своих дочках.

– Не понимаю почему. Тогда бы ты пришел к нам домой и мы бы опять жили вместе. Мы бы жили в моей комнате, а Пол пускай живет в маминой. Плохо разве?

Я проснулся ровно в шесть утра и сварил крепкий кофе. Заснул я поздно, все пытался разработать грандиозный план. Точнее, думал, как вообще к нему подступиться, к этому плану.

Часам к трем-четырем меня охватило уныние. Ну как мне выйти на след убийцы? Как бы я ни относился к старшему инспектору Баррету, но работал он профессионально, методично, к тому же за ним стояла целая свора полицейских и всякие там эксперты-криминалисты. А я пока никак не преуспел на детективном поприще. Слежка за квартирой Микки на Ноттингем-стрит кончилась ничем, а попытка проникнуть в замок Фулгерштайн и вовсе привела к тому, что меня самого поймали в капкан.

Однако к рассвету меня осенило. Я обещал Сузи, что за месяц управлюсь, и надо было выполнять обещание. Если мне не удастся бросить все свои силы на поиски убийцы Анны, я сам попаду в большую беду. Пока что дело обстояло так: либо полиция арестует меня как убийцу, либо следствие заглохнет. С моей точки зрения, оба варианта, что называется, были хуже. Как ни кинь, если убийца не будет найден, со мной покончено.

Был еще один фактор, который меня подстегивал. Я страшно разозлился. Мысль о том, что убийца Анны свободно гуляет на воле, приводила меня в ярость. Меня бесило, что в этой ситуации никто не собирался отомстить за смерть Анны. Единственным человеком, кому она действительно была небезразлична, кроме, конечно, ее матери, был я, главный подозреваемый.

Я всегда старался быть объективным. С этим согласились бы даже мои враги. На Парк-плейс у меня создалась репутация человека, который всегда пытается разобраться в новых обстоятельствах с учетом интересов каждой стороны. А это довольно редкая вещь в нашем деле. Двадцать лет я проработал в среде, где все время приходится балансировать, то и дело рискуя свалиться в пропасть. Или, если повезет, вознестись на вершину успеха. Это было похоже на дирижирование оркестром, который исполняет партитуру, написанную исключительно в басах и самых высоких нотах.

Объективность вошла у меня в привычку. Я всегда признаю свои ошибки. Но я знаю и свои сильные стороны. Я умею решать задачи: целеустремленно, пунктуально, тщательно. Всему этому меня научило мое ремесло. С головой засыпанный противоречивыми данными, я анализирую их, делаю выводы и формулирую на хорошем английском языке. Когда мой отец занимался нефтяным бизнесом и мы жили на Ближнем Востоке, он показывал мне, как разбираться с докладами геологоразведчиков и их лоббистами-арабами. Мне тогда было лет одиннадцать. Отец за час просматривал стопку бумаг, делая на полях пометки цветными карандашами. Красный означал преувеличение, синий – неправдоподобие, желтый – сомнительность и т. д. «В каждом таком докладе содержится скрытый умысел, который мешает подобраться к истине, – говаривал отец. – Выяви этот замысел и разрушь его. А потом делай свой вывод».