Чужак в чужой стране - Роберт Хайнлайн

— Заметил ли я! Да у меня голова разламывается!

— У меня тоже.

— Пища! — провозгласил Джубал. — Ленч, и почти вовремя! Девушки, ставьте все так, чтобы можно было дотянуться, и храните почтительное молчание. Продолжайте, доктор. Или лучше не надо при Майке?

— Вовсе нет.

Махмуд заговорил с Майком по-марсиански. Майк ответил, лучезарно улыбнувшись, потом его лицо снова сделалось спокойным и безразличным: он обратился к еде.

— Я сказал ему, — продолжал Махмуд, — что я собирался сделать, и он ответил, что я прав; это было не мнение, а факт, необходимость. Я надеюсь, если я ошибусь, он поправит меня. Но Майк думает по-марсиански, и это дает ему в руки другую «карту местности». Вы следите за моей мыслью?

— Я грокнул, — сказал Джубал. — Язык сам по себе формирует базовые идеи человека.

— Да, но… доктор, вы говорите по-арабски?

— Плохо, — признался Джубал. — Нахватался верхушек, пока был военным врачом в Северной Африке. До сих пор читаю, потому что предпочитаю слова пророка в оригинале.

— Правильно. Коран невозможно перевести. «Карта» меняется, как бы ни старался переводчик. Вы понимаете теперь, насколько трудно мне с английским? Дело не только в том, что мой родной язык имеет другие спряжения; изменена «карта». Английский — величайший человеческий язык, его неоднозначность, многообразие оттенков и иррациональная идиоматическая сложность дают возможность говорить на английском вещи, которые не скажешь ни на одном другом языке. Все это чуть не свело меня с ума… пока я не выучился думать по-английски — и это положило новую «карту» мира поверх той, с которой я вырос. Возможно, лучшую… и уж, конечно, более подробную. Но есть вещи, которые можно сказать по-арабски и нельзя по-английски.

Джубал кивнул.

— Вот поэтому я и продолжаю читать на арабском.

— Да. Но марсианский настолько многообразнее английского — и настолько резко отличается в способе абстрагирования картины Вселенной, — что, с марсианской точки зрения, английский и арабский могут считаться одним языком. Англичанин и араб могут научиться думать на языке друг друга. Но я не уверен, что мы когда-нибудь сможем думать по-марсиански (разве что таким способом, как выучился этому Майк…) Самое большее, мы можем выучить этакий пиджин-марсиан, на котором говорю я.

Возьмем это слово: «грокнуть». Его буквальное значение, как я подозреваю, восходит к зарождению марсианской расы как мыслящих существ — и которое бросает свет на их «карту» в целом. «Грокнуть» означает «выпить».

— Как? — изумился Джубал. — Майк никогда не употребляет слово «грокать», когда говорит о питье. Он…

— Минутку, — Махмуд переговорил с Майком по-марсиански.

На лице Майка появилось легкое удивление.

— «Грокинг» значит «питье».

— Но Майк согласился бы, — продолжал Махмуд, — если бы я назвал сотню других английских слов, слов, о которых мы думаем, как о различных, даже противоположных понятиях. «Грокинг» включает в себя их все. Он значит «ярость» — истинную ярость, ибо согласно марсианской «карте» ты не можешь ненавидеть что-то, если не грокнул, не понял до самого конца, если оно не поглотилось тобой и поглотило тебя… тогда можешь приходить в ярость, ненавидя себя самого. Но это также предполагает, что ты любишь это, восхваляешь и не можешь, чтобы было по-другому. Тогда можешь приходить в ярость — а марсианская ярость настолько темное дело, что ближайшим земным эквивалентом будет слабая неприязнь. — Махмуд поскреб подбородок, — «Грокинг» означает идентичный эквивалент. Наш штамп «Мне от этого больнее, чем тебе» имеет сильный марсианский привкус. Марсиане, похоже, инстинктивно знают то, что мы с таким трудом взяли от собственной физики: наблюдатель влияет на объект наблюдения посредством самого процесса наблюдения. «Грокнуть» означает понять так полно, что наблюдатель становится частью объекта наблюдения — поглощается, смешивается, всасывается, теряет индивидуальность в групповом познании. Он означает почти все, к чему мы пришли с помощью религии, философии и науки… и при этом означает для нас так же мало, как цвет для слепого. — Махмуд помолчал. — Джубал, если я изрублю вас на куски, которые затем потушу в духовке, эта тушенка может грокать — и когда я съем вас, мы грокнем вместе, и ничего не пропадет, и не будет иметь никакого значения, кто из нас ест.

— Для меня будет! — уверенно заявил Джубал.

— Вы не марсианин. — Махмуд снова переговорил с Майком по-марсиански.

Майк кивнул.

— Ты говорил правильно, мой брат доктор Махмуд. Мне говорили так. Ты есть бог.

— Видите, как безнадежно? — Махмуд беспомощно пожал плечами. — Все, чего я добился, это богохульства. Мы думаем не по-марсиански. Мы не можем…

— Ты есть бог, — согласно подтвердил Майк. — Бог грокает.

— Давай-ка сменим тему! Джубал, могу я воспользоваться нашим братством и попросить еще джина?

— Я принесу! — сказала Доркас.

* * *

Это была семейная вечеринка, чему немало способствовала неофициальность Джубала плюс тот факт, что вновь прибывшие были того же сорта: образованные, шумные и не испытывающие стремления к соперничеству. Даже доктор Махмуд, крайне редко забывающий о контроле над собой с теми, кто не разделял единственно правильную веру в покорство воле аллаха, всегда благодетельный и милосердный, чувствовал себя свободно. Ему было ужасно приятно, что Джубал читал слова пророка… и теперь, когда он пригляделся внимательнее, женщины, ведущие домашние дела Джубала, оказались полнее, чем он думал. Эта черненькая… Он быстро выбросил эту мысль из головы: он был здесь гостем.

Но ему было приятно, что эти женщины не трещали без умолку, не встревали в рассудительный разговор мужчин; но поспевали с едой и вином и излучали тепло гостеприимства. Сначала его потрясло неуважение Мириам к своему хозяину… но потом он узнал его: вседозволенность кошек и любимых детей под домашним кровом.

Джубал объяснил, что они просто ждут решения Генерального Секретаря.

— Если он решит заняться делом, мы о нем вскоре услышим. Если бы мы остались во Дворце, на Дугласа мог напасть соблазн выцыганить у нас еще что-нибудь. Здесь мы можем отказать ему довольно просто.

— Что выцыганить? — спросил капитан Ван-Тромп. — Вы же дали ему все, что он хотел.

— Не все. Дуглас предпочел бы, чтобы все оставалось как было… вместо того, чтобы вести себя как паинька и отдать власть человеку, которого он не переваривает, а точнее, сукину сыну с невинной улыбочкой, нашему брату Бену. Другие тоже попытаются отхватить кусок пожирнее. Этот невозмутимый будда Канг ненавидит меня лютой ненавистью — я выдернул ковер у него из-под ног. Но если он придумает нечто, что может соблазнить нас, он непременно пустит это в ход. Поэтому будем держаться подальше от него. Канг — одна из причин, почему мы ничего не едим и не пьем со стороны.

— Вы считаете, что есть повод для беспокойства? — спросил Нельсон. — А я-то думал, что вы гурман, признающий только собственную кухню. Я не могу представить себя отравленным в таком отеле, как этот.