Дурная слава - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
— Вы сказали, прибор включался кнопкой? А что за кнопка?
— Ну вроде электрического выключателя. Она за дверью палаты, снаружи.
— А вы не говорили врачу, что это облучение не помогает? Что больной не спит.
— Сказала один раз. Она на меня так зыркнула, что я заткнулась. Там медсестра — это не человек. Я вообще на этом отделении случайно оказалась: у Никитенко постоянная медсестра в больницу попала с аппендицитом, я ее заменяла. Она на меня и так волком смотрела. И потом, она жена Стрельцова, а я ноль без палочки, что я могу ей говорить? Только спрашивать: чего изволите?
— А кто такой Стрельцов? — улыбнулся Безухов.
— Генеральный директор клиники. До него другой мужик был, очень дельный. Но он в январе уволился, после истории с бандитами. Ну вы ведь эту историю знаете?
Безухов кивнул.
— И Стрельцов занял его место.
— Понятно. То есть там семейный бизнес, так сказать…
— Ну да. Стрельцов — гендиректор, жена его — завотделением. А сестра жены — завлабораторией. Но они это не афишируют. Я про то, что Баркова и Никитенко сестры, узнала, когда меня увольняли. Кадровичка проболталась.
— Как же это она?
— Ну сказала что-то вроде того, что меня за компанию с Ковригиной. Дескать, Наталия не глянулась Барковой, а я — ее сестре. Только я думаю, там все по-другому.
— А как?
— У них там кланы какие-то были. Один клан — это бывший генеральный директор, потом врач, с которым я туда пришла, ну несколько новых докторов, которые с генеральным пришли. А другой клан — это Стрельцов, его жена, сестра жены и другая группа врачей, те, что там раньше работали.
— И что же, воевали эти кланы?
— Ну воевали не воевали, а только на сегодня там осталась именно группа Стрельцова. Вернее, Барковой.
— Это кто?
— Заведующая лабораторией, сестра его жены. Она его в ежовых рукавицах держит.
— А вы-то, Катюша, откуда знаете?
— А медсестры все знают. Все слышат, все видят. Врачи нас в упор не видят, это как господа своих слуг не замечают. А мы все замечаем. И делимся друг с дружкой.
— Понятно. А в какой палате лежал Бобровников перед смертью?
— В тридцать третьей. На третьем этаже.
— Спасибо, Екатерина Семеновна. Должен предупредить вас, что существует тайна следствия. И за ее разглашение предусмотрена уголовная ответственность, я понятно выразился? — совершенно другим, строгим, официальным тоном произнес Безухов.
— Да, я понимаю, — пролепетала мигом испугавшаяся Игнатьева.
— Это я к тому, что никто из ваших подруг, друзей, родных, вообще никто, не должен знать ни слова из того, о чем мы с вами здесь говорили. Ни одного слова. Я ясно выразил свою мысль?
— Да, — совсем уж испугалась Катя.
— А теперь распишитесь, пожалуйста, на каждом листке протокола. А вот здесь напишите, что с ваших слов записано верно. Ну вот и все. До свидания, — строго посмотрел на нее Безухов.
— До свидания, — ответила Игнатьева, вышла и тихо притворила за собой дверь.
В коридоре было пусто, Наталии нигде не было видно. Катя в нерешительности потопталась на месте. Хотелось обсудить с приятельницей ход событий… Но тут дверь кабинета, следующего за тем, где исчезла Ковригина, открылась. Двое бугаев в форме почти вынесли оттуда бесчувственное тело грузного, лысоватого мужчины средних лет. Лицо мужчины было абсолютно белым, взгляд на мгновение сфокусировался на Кате и уплыл куда-то дальше. Со стороны входа по коридору топали санитары с носилками. Рядом семенила врач «скорой помощи».
— Ну что стоим? Кого ждем? — рявкнул на нее один из мужчин в камуфляже.
Катерина, не помня себя от ужаса, выкатилась на улицу, пролетела пару кварталов, забилась в какую-то подворотню, где жадно закурила. Чуть отдышавшись, полезла было в карман за мобильником, но, вспомнив бездыханное тело и строгий наказ следователя, тут же убрала трубку в карман.
— Я ничего не видела и никому ничего не скажу! — как заклинание прошептала Игнатьева.
В два часа дня в кабинет Гоголева принесли из буфета бутерброды и кофе. Виктор Петрович, Турецкий и Грязнов сидели втроем. Мужчины молча поглощали кофе, к бутербродам никто не притрагивался.
— Да что у вас там произошло? — не выдержал Турецкий. — Что вы с Ратнером сделали? Пытали его, что ли?
— Он сам себя на пытки обрек, — хмуро проговорил Грязнов. — На вот, послушай. — Он нажал кнопку диктофона, перемотал часть пленки. — Здесь общая лабуда… вот с этого места слушай.
С пленки послышался голос Грязнова:
«Борис Львович, вы вызваны сюда в связи с расследованием обстоятельств смерти вашего отца».
«Каких обстоятельств?» — послышался нервный, перепуганный голос.
«По заявлению вашей супруги, вы согласились на то, чтобы ваш отец был подвергнут эвтаназии. Это правда?»
«Она… Она лжет!! Она мстит мне! Я ушел к другой женщине, и она мне просто мстит!» — закричал мужчина.
«То есть вы отрицаете свою причастность к смерти вашего отца?»
«Я… Я ничего не знаю! Отец был в ужасном состоянии, он просто помешался, кидался на нас с женой с ножом! Его нельзя было держать дома, он мог квартиру спалить или еще что-нибудь… И чИнна предложила положить его в частную больницу, потому что там уход хороший».
«Какую больницу?»
«В клинику «Престиж».
«Именно жена посоветовала вам госпитализировать отца в эту клинику?»
«Да!! Я долго не соглашался. Но она настаивала! Говорила, что боится оставаться с ним наедине. Она не работает, весь день дома, и она его боялась! В конце концов я согласился».
«Почему выбор пал именно на эту больницу?»
«Я не знаю, это выбор жены».
«Вы всегда слушаетесь жену? Во всех вопросах?»
«Да, слушаюсь. То есть слушался. Пока не полюбил другую женщину. А что, у нас запрещается влюбляться?»
«Нет, конечно, вы успокойтесь. Может, вам воды дать?»
«Не нужно! Спрашивайте, что вас интересует, и давайте закончим! У меня дела на работе! Меня увезли прямо с рабочего места как преступника, я буду жаловаться…»
«Это ваше право. Продолжим. Сколько времени ваш отец провел в клинике?»
«Около месяца».
«Ему стало лучше?»
«Нет, ему становилось все хуже. Он перестал узнавать Инну, потом меня… Стал отказываться от пищи…»
«У вас не сложилось мнения, что ему проводу не то лечение?»
«Откуда я могу знать? Я не врач».
«Но вы беседовали с врачом?»
«Да. Мы пришли с Инной на беседу, это быловоскресенье, отец был совсем плох — просто сумасшедший какой-то».
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!