Спальня королевы - Жюльетта Бенцони

— Можно подумать, что мы прокаженные! — негодовала статс-дама. — Эти люди, должно быть, совсем голову потеряли, если ведут себя так по отношению к их королеве!

— О нет! Головы они не теряли, но я легко поверю в то, что они ведут себя подобным образом как раз из страха ее лишиться. Но это же просто смешно, — заметила Сильви. — Я-то за свою не боюсь. А вы?

— Вот еще глупости! Король — человек чести, черт побери!

— Вне всякого сомнения, но я спрашиваю себя, а не нуждается ли его величество в том, чтобы и его немного подбодрили?

Возвращение Марии разрядило обстановку. Она привезла восхитительные новости. Ла Порт заговорил, но все рассказанное им оказалось в полном соответствии с тем, что его повелительница соглашалась признать. В надежде вытянуть из него побольше, ему продемонстрировали приспособления для пыток и сопроводили показ подробнейшим рассказом о способе их действия, но добились лишь того, что Ла Порт презрительно пожал плечами.

— Когда боль становится нестерпимой, человек можетпризнаться бог знает в чем, — сказал он. — Но какова же в таком случае цена сказанному?

Ему даже показали записку королевы — разумеется, фальшивую! — в которой Анна Австрийская заклинала его признаться во всем, как это уже сделала она сама. Ла Порт лишь расхохотался в ответ:

— Не принимайте меня за простофилю. Я знаю почерк и стиль ее величества. Она никогда этого не писала…

Следствие остановилось на этом этапе, и тогда кардинал настоятельно посоветовал королю самому допросить свою супругу. Людовик XIII отказался наотрез:

— Для меня это будет слишком тяжело и больно. Я чувствую, что не способен с этим справиться. Займитесь этим сами!

Ришелье только этого и требовалось. Он отправился в Шантильи и попросил у ее величества аудиенции. И все это сопровождалось необходимыми формулами выражения уважения.

На встречу с королевой кардинал отправился в сопровождении двух государственных секретарей, Шавиньи и Сюбле де Нуайе, и попросил, чтобы во время разговора присутствовала только мадам де Сенсе… К огромному неудовольствию Марии де Отфор. Она отлично понимала, что без нее королева становится безоружной. Но тем не менее пришлось с этим смириться.

А Сильви отослали сразу же, как только карета кардинала пересекла пруды, окружающие Шантильи. Она воспользовалась этим и пошла еще раз взглянуть на прелестный домик на берегу озера. Она втайне надеялась, при этом прекрасно понимая всю несбыточность своих надежд, встретить там некоего рыбака с удочкой.

Но берег был, разумеется, пуст. На пруду утиное семейство совершало прогулку, вытянувшись в линию, и пара утокмандаринок снялась с места при появлении девушки. Все-таки в этом месте было какое-то свое особенное очарование. Сильви уселась среди камышей, пожевывая длинный гибкий стебель. Она думала о том, как бы ей хотелось, чтобы этот дом на самом деле принадлежал ей и она могла бы принимать здесь того, кого любит. В доме, служившем убежищем поэту, должна жить нежная любовь, здесь должны залечиваться раны. Ведь именно здесь можно забыть о своем высоком титуле, как когда-то это сделала герцогиня де Монморанси, и думать только о рыбной ловле, слушая пение птиц…

А в это время в замке разыгрывалась настоящая драма. Оказавшись лицом к лицу с кардиналом, Анна Австрийская начала с того, что совершила большую глупость. Она стала полностью отрицать свою вину и, охваченная ужасом, поклялась святым причастием, что ее подозревают напрасно. Но ей противостоял слишком сильный противник. Мягко, терпеливо Ришелье разбивал одну за другой линии ее защиты. И наконец, ее величество потребовала, чтобы ее оставили наедине с кардиналом! Разумеется, она немедленно получила согласие. И тогда, уже не сдерживая слез стыда и гнева, королева призналась, что она, разумеется, писала не только кардиналу-инфанту, но и пару раз графу де Мирабелю. Ведь он, по ее словам, «всегда проявлял к ней должное уважение и дружеские чувства». Ришелье, удовлетворенный результатом и к тому же взволнованный отчаянием такой высокородной дамы, заверил Анну Австрийскую, что он вовсе не собирался предпринимать ничего радикального. Его единственная забота — счастье ее величества и Людовика XIII. Он немедленно прямо отсюда поедет к королю и сделает все, что в его силах, чтобы эта нелицеприятная история была как можно скорее забыта и чтобы гармония вновь вернулась в отношения королевской четы…Удивленная мягкостью и снисходительностью Ришелье, которых она совсем не ожидала, королева воскликнула:

— О как вы добры, господин кардинал!

И протянула ему руку. Он почтительно склонился над ней. После этого кардинал отправился к королю. В галерее, практически совсем опустевшей к моменту его прихода, Ришелье заметил сгрудившихся придворных. Прежде чем пройти мимо согнувшихся в поклоне спин, он бросил с холодным презрением:

— Я счастлив, господа, что вы наконец явились узнать о здоровье ее величества королевы! Я вам сам сообщу новости. Королева еще чувствует себя несколько усталой, но, вероятно, завтра вы уже сможете выказать ей ваше почтение…

Мария де Отфор, мгновенно вернувшаяся к королеве, как только министр вышел из ее покоев, успела услышать слова, произнесенные резким, словно удар хлыста, голосом. Она улыбнулась. Отлично, ситуация как следует накалилась, но выйти из нее, похоже, удалось с наименьшими потерями. Но это вовсе не означало, что партия закончена!

Его высокопреосвященство остался доволен разговором. Он достаточно напугал испанку, так что впредь она не осмелится повторять свои бесчисленные попытки предать страну. А благодаря его снисходительности королева теперь у него в долгу. Оставалось только выяснить, как Людовик XIII отнесется к признаниям жены! Если честно, то у монарха нет выбора. Невозможно отнестись к королеве как к государственной преступнице. Разводиться с ней опасно, так как Испания начнет громко вопить об интригах и махинациях. Остается только простить ее.

Этого Ришелье и добился, правда, не без труда. Прежде чем объявить о прощении, король потребовал письменных признаний и формального обещания никогда не поступать так в будущем. Что и было исполнено. И после этого слухи при дворе пустились по своему обычному руслу. Официальная версия была такова — королевой, поддавшейся естественным родственным чувствам, манипулировали эти неисправимые испанцы!

Пребывание в Шантильи закончилось в мирной обстановке, и 4 сентября их величества вместе выехали в Фонтенбло, где король собирался устраивать большую охоту в течение двух недель…

Франсуа де Бофор на всякий случай исчез. Разумеется, благоразумие проявила Мария де Отфор, а не он сам. Ему это чувство было незнакомо. Но следовало избегать поводов для скандала в такое сложное время. Король изо всех сил старался мило вести себя с женой, но все замечали, что это идет не от сердца. Сейчас не стоило направлять Людовика XIII по новому следу, и юная камер-фрау постаралась вразумить потерявшего рассудок влюбленного.

— Отправляйтесь любоваться голубыми небесами Турени! — посоветовала Мария герцогу де Бофору. — В начале осени там прелестно! А здесь все должно встать на свои места…