Расплата - Лайза Джексон

Бернадетт стала исключением – сильная, в то время как все остальные бабушкины дети родились слабыми.

Под именем матери был список ее замужеств и детей, которых она произвела на свет.

Оливия замерла.

Ее указательный палец застыл над страницей. Там фигурировала она сама в соответствии с датой своего рождения. Недолгая жизнь Чандры также была отражена здесь. Но над своим именем она увидела то, что заставило ее похолодеть.

Младенец-мальчик. Без имени. Указан как сын Бернадетт, отец – Реджи Бенчет. Если все правильно, этот безымянный брат был лишь на год старше Оливии.

Брат? Оказывается, у нее был брат. Что с ним случилось?

У нее зашумело в голове. Она принялась перечитывать записи, думая, что пропустила что-то важное, но запись о смерти этого ребенка отсутствовала. Такого не могло быть. Она не слышала его имени; о нем ни разу не упоминали.

Словно его вообще никогда не существовало.

Является ли ошибкой эта запись о безымянном ребенке? Но нет... этот список был написан рукою бабушки, которая бы не допустила подобной оплошности.

И если он не умер, то где же он?

Она снова чувствовала холодок в крови, и, взглянув в зеркало, она кое-что увидела за своим собственным отражением, нечто движущееся и бесформенное.

Она выронила Библию и попятилась. Чуть не запуталась в собственных ногах.

Сердце у нее бешено колотилось, руки вспотели.

В глубине отражения она мельком увидела что-то странное. Смертельное. Злое.

Она остановилась и сказала себе, что у нее просто разыгралось воображение, что странное поведение ее пса повлияло и на нее. Но волоски у нее на руках поднялись, и сердце едва не выпрыгивало из груди. Возьми своя в руки, Оливия! Ты ничего не видела. НИЧЕГО. У тебя просто слишком разыгралось воображение.

Несколько раз глубоко вдохнув, она поспешила к телефону, нашла записную книжку в верхнем ящике и стала водить пальцем по странице, на которой номера были стерты и зачеркнуты. Наконец она нашла телефон Бернадетт.

Быстро набирая номер, она пыталась сдержать волну охватывающей ее паники. Бенц сказал, что между ней и убийцей должна быть связь. Что-то в ее генах... неужели это оно? О господи, о господи, о господи.

Связь установилась. Один гудок, второй, третий.

– Да возьми же ты трубку, черт побери!

После четвертого гудка включился автоответчик, и ей было велено оставить сообщение. Что она могла сказать?

– Бернадетт... это Оливия. Не перезвонишь ли мне, когда...

– Ливви? – раздался голос ее матери, и у нее появилась слабость в коленках. Опершись на стол, она взяла себя в руки. – Какой сюрприз.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Конечно, но только если это не очередная нотация насчет моего мужа. Я собиралась было уйти от него, но сейчас мы с Джебом стараемся все уладить.

– Ты с ума... – Оливия прикусила язык и медленно досчитала до десяти. – Ты знаешь, как я к этому отношусь, – сказала она, – но я позвонила не из-за этого.

Повисла долгая напряженная пауза, и Оливия думала, как ей задать следующий вопрос, как она может обвинить свою мать в том, что она лгала ей более тридцати лет.

– Я просматривала Библию, – начала она, – ну, ту, бабушкину.

– Да.

– Очень странно. Я понятия не имела, что в ней есть страница, посвященная всем рождениям, бракам и смертям в семье. – Показалось ли ей, или она услышала как Бернадетт судорожно вдохнула.

– В самом деле?

Она никак не могла подсластить свой вопрос.

– Я нашла запись о нас с Чандрой как о твоих детях но мы не единственные. Имеется упоминание еще об одном ребенке. О мальчике. Имени нет, и родился он примерно за год до меня. Мой старший брат.

Никакой реакции.

– Мам?

Пауза и затем долгий вздох.

– Ливви, это тебя совершенно не касается.

– У меня был брат, мне о нем никто и слова не сказал, и это, значит, меня совершенно не касается? – ошеломленно повторила она. – А по-моему, очень даже касается.

– Какое это теперь имеет значение?

– Бернадетт... он мой брат? Он еще жив?

Молчание.

– Жив? – снова спросила Оливия, кровь стучала у нее в висках, а пальцы до боли сжали трубку.

– Я... я не знаю.

– Почему?

– Все очень сложно.

– Ради бога, Бернадетт! Где он? Что, черт возьми, с ним случилось? Кто он?

– Я же сказала, что не знаю, – резко ответила Бернадетт, затем понизила голос. – Я была молода, только-только закончила школу. Не замужем... в те времена было сложно иметь внебрачного ребенка, не то, что сейчас. Мне пришлось сказать маме, и она... она договорилась насчет частного усыновления. Я не знаю его имени, что с ним случилось. Ничего.

– Но... – Оливия прислонилась к стене. От этой лжи голова у нее шла кругом. И сколько еще было таких детей?

– Для меня этот малыш никогда не существовал, – настаивала Бернадетт, но ее голос дрожал от волнения – Я не рассчитываю, что ты поймешь, Ливви, но очень надеюсь, что ты не будешь меня осуждать. Оливия чуть не лишилась дара речи.

– Я не собиралась... Я просто хочу знать правду.

– Правда очень проста и совершенно обычна. Я забеременела, еще учась в школе, и твой отец был... Ну, он вышел в море, и я не была замужем, поэтому я отдала своего ребенка и с тех пор об этом не вспоминаю. Я не хотела. Наверное, в наше время это можно назвать отказом, но такие вот дела.

И это многое объяснило.

– Об этом знали лишь твоя бабушка и я. Это было частное усыновление. Я даже не знаю адвоката, который этим занимался, и имя семьи, которая его усыновила. Я не знала этого тогда и не хочу знать сейчас. Твоему отцу я об этом не говорила.

– Он мне не отец.

– Кто из нас не признает очевидного? – выпалила Бернадетт. – Оставь все как есть, Оливия. Ну, есть у тебя где-то брат, и что с того?

– Тебя совсем не интересует твой сын?

– Нет, Ливви, не интересует. И все, забудь об этом.

Оливия не могла. Во что бы то ни стало она выяснит, кто ее брат, думала она, повесив трубку. Даже если окажется, что он ужасный убийца.

Сидя за своим столом в участке, Бенц бросил взгляд на часы и тихо выругался. Времени у него едва хватало, чтобы добраться до Батон-Руж и забрать Кристи. Не считая предположения, что «святая Бернадетт» отдала на усыновление сына от Реджи Бенчета, Бенц ничего не узнал от Оскара Кантрелла. Какую бы любовь этот мужчина ни испытывал к бывшей жене, все чувства были убиты, когда Бернадетт начала «изменять ему направо и налево».