Тайный сыск генерала де Витта - Владимир Шигин

Что касается Александра Бошняка, то он, как и Ржевусский, во время Польской кампании состоял при де Витте, выполняя секретные разведывательные поручения. При отступлении в 1831 году наших войск Бошняк погиб в городке Бари. По одной из версий, он скончался от горячки, по другой — с ним свели счёты масоны, единомышленники декабристов, по ещё одной версии, Бошняк был разоблачен и казнен поляками. Правду о смерти доблестного разведчика мы, наверное, уже никогда не узнаем.

Император Николай назначает Ивана Осиповича де Витта военным генерал-губернатором Варшавы и одновременно председателем уголовного суда над польскими мятежниками. И это не было случайностью! Ведь де Витт, как никто иной, знал всю подоплеку мятежа. Еще продолжала существовать и действовать его старая, испытанная временем агентура. Весь польский генералитет, который явился в 1831 году инициатором восстания, Витт знал до пятого колена. Что-то скрыть и утаить от него, а тем более обмануть, было просто невозможно. Будучи же ещё и председателем уголовного суда над мятежниками, де Витт мог выявить тайные нити, ведущие из Варшавы на Запад. Надо ли говорить, что генерал взялся за эту работу с желанием. Всем, кто ещё тешил себя робкой надеждой, что удастся сохранить хотя бы некоторые тайные группы, пришлось горько разочароваться: их переарестовали в несколько дней. «Хитрый Витт как сквозь землю зрит!» — говорили тогда в Польше. Наверное, так оно и было, ибо генерал призвал к себе на помощь весь свой опыт и знания.

Деятельность де Витта на посту варшавского генерал-губернатора была столь плодотворной, что уже спустя год Николай I награждает генерала за особые заслуги перед империей её высшей наградой — орденом Андрея Первозванного. Такой наградой отмечались подвиги, имевшие для России особое значение.

И снова пересечение (в какой уже раз!) генеральской судьбы с семьей Пушкиных. На этот раз подчиненным де Витта в его канцелярии был Николай Павлищев, муж младшей сестры поэта Ольги. Чета Павлищевых проживала в Варшаве на улице Медовой, и супруги были частыми гостями в доме Ивана Осиповича де Витта, где их встречала красивая хозяйка, которая была знакома Ольге Павлищевой-Пушкиной ещё по Петербургу.

В этот период Иван Осипович решает обвенчаться с Каролиной. Дело в том, что во время восстания муж Собаньской, состоявший в одном из тайных польских обществ, примкнул к повстанцам и в одном из боёв был убит. Таким образом, проблема с разводом решилась сама собой. Каролина стала наследницей всех поместий мужа, его торговли хлебом, и могла теперь распоряжаться собой по собственному усмотрению. А потому, когда де Витт сделал ей в письме предложение, она ответила ему согласием.

Едва Варшава была освобождена от мятежников, Каролина выехала из Одессы в Варшаву, чтобы быть рядом с де Виттом. Перед отъездом из Одессы она послала письмо генералу Бенкендорфу, в котором обрисовала причины, заставившие её выехать в Варшаву. Разумеется, в письме Каролина заверила генерала в своей преданности России и императору. Это было обязательным условием для получения разрешения на посещение Варшавы. К сожалению, почта была перехвачена мятежниками в Подолии, и содержание письма К. Собаньской стало известно в высших польских кругах. Это дало повод для обвинения Собаньской в измене.

Польские источники говорят, что в письме якобы была некая собранная Собаньской информация, прочитав которую, мятежники почувствовали «ненависть и месть». Так как текст письма был впоследствии утерян, что-либо конкретно утверждать сложно. Вероятно, особо ценной информацией находящаяся вдалеке от восстания Каролина вряд ли могла обладать. Для того чтобы вызвать к себе ненависть кругов, близких к мятежу, достаточно было и простого заверения в преданности Николаю I.

Но спутница жизни Ивана де Витта была женщиной неробкого десятка. В эти тревожные дни, когда восстание распространилось на Волынь, Подолию и докатилось до Киевской губернии, Каролина решила по пути в Варшаву навестить могилу матери в городке Потребит, находившемся ещё под властью мятежников.

Историк Р. Белоусов пишет: «Всюду на дорогах были сторожевые контрольные посты повстанцев. То и дело раздавалось: “Стой! Кто идет?” Услышав ответ: “Маршалкова ольгополевского повята”, её беспрепятственно пропускали. Тогда она убедилась, что фамилия Собаньских — лучший мандат для патриотов. Каролина улыбалась молодым полякам в свитках с барашковыми воротниками, в кунтушах навыпуск, а внутри её душила ненависть к этим безродным ляхам. Лишь один-единственный раз её подвергли досмотру на постоялом дворе между Балтой и Ольгополем. Но и то быстро отпустили, извинившись перед ясновельможной пани.

Вернувшись, она рассказала Витту о своих приключениях и пережитых чувствах. “Даже называть теперь себя полькой омерзительно”, — призналась она.

Витт спешил в только что оставленную повстанцами польскую столицу, где ему предстояло в качестве военного губернатора и председателя уголовного суда вершить расправу над пленными патриотами. Те же, кто сумел перейти границу — около ста тысяч офицеров и солдат, — стали изгнанниками, превратились в скитальцев. Больше всего эмигрантов скопилось в Дрездене. Город буквально был наводнен ими. Не все мирились с поражением, многие жили надеждой, вынашивали замыслы новых выступлений. В этом смысле Дрезден был, с точки зрения царских властей, опасным гнездом, откуда можно было ожидать в любой момент перелета “журавлей” — эмиссаров эмигрантского центра для организации партизанских действий. Витт располагал на этот счёт кое-какими данными, однако явно недостаточными. Самое лучшее опередить противника. Настало время посвятить Каролину в его замысел, решил Витт.

Операция будет состоять из двух частей, начал он. Выполнить первую сравнительно легко. Для этого потребуется разыграть из себя патриотку, хотя это ей и не по душе. Такую, чтобы ни у кого не осталось сомнения на сей счёт. Даже у тех, кто знает о её перехваченном письме.

Вторая часть посложнее: проникнуть в среду эмигрантов, выведать их планы, намеченные сроки выступлений и имена исполнителей.

Каролина поняла, что придется ехать в Дрезден. Понимала и то, как это опасно. Участь Бошняка, казненного повстанцами, отнюдь не прельщала её. Как и судьба тех царских шпионов, над которыми в августе учинила самосуд разъяренная варшавская толпа, ворвавшись в тюрьму и повесив их на фонарях.

“Меня там просто-напросто прихлопнут эти ваши патриоты”, — поправляя кружева на платье, с деланым спокойствием произнесла Каролина.

В успехе она может не сомневаться, успокоил её Витт, лишь бы удалась первая половина спектакля. Чем убедительнее сыграет она в ней, тем легче и безопаснее сможет действовать во второй.

Ни один человек, заверил Витт, не будет посвящен в операцию, кроме него самого и наместника Паскевича.

Вскоре по Варшаве начали распространяться слухи о том, что за спиной царского сатрапа Витта действует чудо-женщина. Она спешит к каждому, кого генерал собирается покарать. Будто бы посещает казематы, присутствует на допросах. И часто одно её слово смягчает участь несчастных. По секрету передавали, что она даже помогла кое-кому бежать, причем вывезла в собственной карете за заставу…