Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв. - Александр Пресняков

Тут ясны мотивы: магнатство чувствует, что ему грозит утрата захваченного положения, и стремится обеспечить себе сохранение — именем господаря или помимо него — государственной власти и материальных выгод, приобретенных расхищением фонда государственных имуществ.

Главные борцы за литовскую государственность, Ходкевичи и Воловичи, боялись не только за свое значение в будущей соединенной Речи Посполитой, но и за свои «пенязи». Любопытно, что в составе польского сейма особенно резко выступили против сохранения в соединенной Речи Посполитой значения особой литовской рады господарской послы воеводства Русского и шляхта галицкая и подольская.

Поляки настойчиво стали требовать от короля приказа слить заседания представителей обоих народов в один польско-литовский сейм. Перед этой угрозой литовские паны сделали попытку сорвать весь Люблинский сейм и разъехались.

Этим был сорван не только проект общего сейма, но и отдельный литовский сейм, который тут, в Люблине, пока спорили паны, занимался своими делами — о новой поправе статута, об исправлении границ, о признании шляхетских прав за шляхтой спадковых имений и т. п.

Теперь полякам предстояло определить свою политику Литва была слишком истощена и подавлена московской войной, чтобы опасаться с ее стороны серьезного отпора, тем более что было ясно, как мало магнатство, рада господарская, может рассчитывать на поддержку шляхты. На коронном сенате сказалось весьма сдержанное отношение вообще к «аннексии» Литвы. Так, краковский епископ отстаивал перед польским сеймом необходимость сохранить особые литовские сеймы, особую литовскую казну и вообще особую организацию Литвы, «чтобы они сами себя защищали»; другой сенатор развивал ту же мысль: «пусть литовцы имеют особые сеймы, — говорил он, — потому что им нужна большая защита государства, чем полякам».

В среде польских сенаторов живо было сознание, что создание единого Польско-Литовского государства крайне усложнит задачи польской политики и потребует огромного напряжения государственных сил всего нового политического целого. Теперь Литва выносит одна всю тяготу московского напора, а южные ее земли, Киевщина, — наиболее тяжкие удары татарщины. Сняв этот барьер с востока, втелив его в себя, Польша взяла бы на себя новые тяжкие задачи.

Озабоченные такими соображениями говорили:

Уния с Литвой — далеко не господствующая польская идея. Напротив, иные из поляков, когда поднялся вопрос о присоединении отдельно Волыни, откровенно высказывались так:

Такие сепаратные виды на отдельные части Литовско-Русского государства со стороны поляков шли навстречу особым интересам земель-аннексов, мало дорожившим литовской государственностью, столь плохо их защищавшей и плохо обслуживавшей их экономические интересы. Опираясь на настроение подляшской и волынской шляхты, послы польского сейма стали требовать от короля — а сенаторы советовать — осуществления притязаний Польши на Волынь и Подляшье, ожидая от такого шага, кроме непосредственной выгоды, подчинения своим требованиям и панов литовских: еще Збигнев Олесницкий указывал, что урезанная Литва не будет в состоянии проявлять строптивость по отношению к польскому правительству.

Притом более чем вероятным надо признать предположение, высказанное, например, Любавским, что между польскими послами шляхетскими и подляшской и волынской шляхтой состоялось предварительное соглашение. Это подтверждается теми требованиями, которые выставлены ими относительно условий присоединения этих земель. Привилей о присоединении их к короне Польской должен ввести сенаторов и послов от них в сенат и сейм, освободить обывателей их от литовских тягостей, запретить отдачу корчем и мытов евреям и изъять эти земли, когда они станут польскими, от действия конституции 1504 г. о редукции государственных имений из частных рук.

Король колебался, опасаясь разрыва с Литвой. Соглашаясь только на присоединение Подляшья, он требовал от сейма формального обязательства защищать в случае надобности подля-шан от Литвы. Того же, и притом письменного, обязательства требовали и подляшские послы, опасаясь репрессий, которыми грозили за измену литовские паны-рада. Получив обещание, подляшане присягнули короне Польской и засели в польском сейме, чтобы принять участие в составлении универсала о присоединении своей области к Польше. Присягнули и местные урядники. Отказался от присяги один подканцлер литовский Волович, имевший в Подляшье крупные держания: ему разрыв Подляшья с Литвой грозил чрезмерной двойственностью положения. Паны-рада литовские ответили рассылкой военных листов, в том числе и в Подляшье, требуя выезда шляхты в посполитое рушенье под угрозой конфискации имений.

12 марта король разослал универсал о возвращении Польше Подляшья и Волыни, назначая сенаторам и послам Волынским и подляшским, если кто из них уехал, срок для возвращения на сейм. В Люблин вызывались все старосты и державцы Волыни и Подолии для присяги. Привилей обеспечивал то, чего требовали послы: освобождение от тягостей и от редукции, и был принят сеймом.

Им обещалось также, что уряды и достоинства будут даваться только местным уроженцам.

Литовское магнатство готовило сопротивление, но масса шляхетская отнеслась ко всему делу с крайним равнодушием, и сил для борьбы не было. Шляхта великого княжества Литовского удержала панов от разрыва с Польшей и настояла на отправлении послов в Люблин. 5 апреля явились эти послы: Волович и Ходкевич, Радзивил и Кишка. Они настаивали на господарской присяге хранить целость Литовско-Русского государства, на выработке проекта унии согласно с достоинством обеих стран для рассылки его на поветовые сеймики, чтобы уния по предварительном обсуждении была принята свободно на вальном литовско-русском сейме. Коронный сенат соглашался, но посольская изба возражала, опасаясь давления панов на шляхту. И громче всего возражали подляшане.

Один из их хоружих, доказывая, что нечего обращаться к сеймикам, говорил полякам:

Пусть это несомненная карикатура на сеймики литовские, проведшие в предыдущее десятилетие столько нового наперекор панам, но характерно настроение шляхетских послов, вскрывающее, что их гнало к унии.