Такой забавный возраст - Кайли Рид

В средней школе Уильяма Мэсси Алекс Мерфи была одной из двух представителей выпускного класса в ученическом совете. Это означало, что раз в две недели на общешкольных собраниях она оглашала объявления, а по пятницам приходила в футболке поло с надписью «Ученический совет». Но ближе к выпускному вечеру стало ясно, что ничего хорошего эта должность ей не принесла. В школе все было как в дурном сне. В последние дни учебного года, когда стало известно, что Робби Кормье лишен волейбольной стипендии на учебу в Университете Джорджа Мейсона, Алекс постоянно обнаруживала то у себя на спине, то на учебниках самоклеящиеся листочки с надписями типа «Стукачка» или «Сучка-богачка».

В обязанности ученического совета входила уборка после выпускного бала. Алекс умоляла учительницу дать ей отдельное задание, для которого ей не нужно было бы вместе с другими снимать гирлянды, выметать серпантин и слушать «поверить не могу, что школа уже позади». Учительница наверняка знала, что произошло, – все знали – и поручила Алекс другую, легкую работу: вымыть шкафчики выпускников, расположенные во внутреннем дворике. На следующий день после выпускного, с замурзанной тряпкой и бутылкой моющего средства, Алекс начала с буквы «Z» и стала двигаться в обратном направлении, к «А». Стоя мыть верхние шкафчики было не так уж трудно. А вот чтобы отмыть нижние, приходилось опускаться на бетонный пол, и вскоре у нее на коленках появились синяки.

На букве «J» – это был шкафчик Джонсона – ей пришлось сходить к уборщице за новой тряпкой. А к букве «G» – шкафчик Гарсиа – мусорное ведерко доверху заполнилось исписанными тетрадками, забытыми носками, зеркальцами и конфетными фантиками. Алекс выбросила не меньше дюжины маленьких фотографий: девочки в цветочных браслетах, девочки, обхватившие сами себя за талию, групповые фото футбольных команд или столов для крутых. Чем ближе подбиралась Алекс к букве «С», к шкафчику Келли Коупленда, тем упорнее ей казалось, что за ней следят. Она начала чувствовать, что все ее движения неестественны – как если бы она притворялась, что читает журнал, а на самом деле пыталась подслушать разговор.

Алекс распахнула шкафчик Келли. В нем царили пустота и печаль. Это был тот самый шкафчик, в который она не раз опускала письма; Келли мог бы хотя бы из приличия оставить в нем немного хлама! Она не знала, что ожидала найти, но то, что шкафчик был абсолютно пуст и не нуждался в уборке, выглядело как оскорбление, неуклюже замаскированное под комплимент. И все же Алекс отдраила шкафчик Келли так, как будто он был покрыт тонким слоем усталости от школьной жизни. А потом переключилась на шкафчик, расположенный прямо под ним, а шкафчик Келли при этом оставался открытым и поскрипывал.

Она начала сверху и собиралась двигаться дальше вниз, но тряпка зацепилась за что-то в верхнем углу. Что-то, на ощупь бумажное и треугольное, застряло в металлических пластинках между этим шкафчиком и висящим над ним шкафчиком Келли. Алекс, стоя на коленках, наклонилась еще сильнее и пальцем через тряпку стала пропихивать это вниз сквозь щели в крышке шкафчика, готовясь увидеть нечто гадкое вроде промасленного пакета от сэндвича или окоченевшего крыла какой-то дохлятины, а может, просто похабный журнальчик, упрятанный от чужих глаз. Но когда наконец это нечто провалилось внутрь шкафчика, а потом выпало к ее ногам, Алекс задохнулась и чуть не вскрикнула: на сложенных отрывных листках мелькнул ее собственный почерк. В тесном пространстве между шкафчиком Келли и тем, что был прямо под ним, застряло целых пять ее писем. Они были грязные, измятые и пожелтевшие, но, хуже того, они не были вскрыты! Они по-прежнему были запечатаны, а сверху ее почерком было написано: «От А. М». Ловя ртом воздух, Алекс обернулась через плечо, убедилась, что, к счастью, вокруг по-прежнему никого, молниеносно собрала свои невскрытые письма и сунула их в бюстгальтер. Потом быстро протерла низ шкафчика, захлопнула его и только тогда увидела еще одни инициалы, процарапанные на ржавом металле, – буквы «R» и «C» в верхнем углу дверцы. Прямо под шкафчиком Келли Коупленда располагался шкафчик Робби Кормье.

Неделями Алекс думала о Келли, и думала в основном одно: Как он мог это сделать? И вот, как теперь выяснилось, он этого и не делал.

Но какое это теперь имеет значение? Ущерб нанесен, и он непоправим. Все равно все лето, пока она не уедет учиться, ее будут обзывать гнусными словами, а Робби все равно не примут в университет, и это уже не отменить. На миг у Алекс мелькнула мысль вытащить письма из бюстгальтера: вдруг на них грязь или какая-то пакость, которая разъедает кожу? Она снова бросила взгляд через плечо: ни души. Алекс была одна, и единственное, что у нее осталось, – свобода выбрать тот сюжет, который ее больше всего устраивает.

Знание, что виновник ее краха не Келли Коупленд, а всего лишь неисправный шкафчик, никогда не принесет облегчения. Всегда будет легче верить, что первопричина ее бедствий – Келли, а не ее собственная ошибка. Этот выбор – верить наоборот, притворяться, что не было никаких пожелтевших писем, плотно прижатых к груди, – позволял ей чувствовать себя ближе к Келли, пусть даже быть ближе к Келли означало затаить на него обиду за то, чего он никогда не совершал. И все лето, пока Алекс обертывала салфетками столовые приборы и получала мизерные чаевые, ей было легче злиться на Келли и считать, что все из-за него, чем признаться себе, что он ни при чем.

Келли был тем человеком, который загубил ее последний школьный год, и это была такая же непреложная истина, как то, что ее имя пишется А-л-и-к-с.

Было бы несправедливо утверждать, что Эмира Такер совсем бросила бебиситтерство. В приемной офиса «Зеленой партии» она проработала всего месяц и неделю. На одном фандрайзинговом мероприятии, наливая кофе в термос, она увидела, как маленький мальчик высыпает пригоршню крекеров «золотая рыбка» на хлипкую бумажную тарелочку. «Привет, – сказала ему Эмира. – А что, если мы пересыплем это в чашку? Ты не против?» Мальчик оказался сыном директора регионального Бюро переписи населения США, женщины шести футов ростом по имени Пола Кристи, наблюдавшей издали. Пола наняла Эмиру секретарем-референтом, и двадцать седьмой год Эмириной жизни большей частью протекал в конференц-залах и черных джипах.

Эмира составляла графики деловых встреч Полы, заказывала ланчи и стояла на подхвате во время панельных дискуссий и докладов. Но она еще и утешала Полу и других взрослых зрелых женщин, когда они плакали и злились (гладила по спине, давала бумажные носовые платочки, говорила, что все будет хорошо). Хотя прямой эфир в утреннем выпуске «Новостей Филадельфии» открыл Эмире путь к самой высокооплачиваемой работе в жизни (восемнадцать долларов в час плюс бесплатный ланч), впоследствии ей было смешно, что когда-то она придавала такое значение четырехминутному сюжету в местных новостях. Интервью тогда оборвалось сразу после Зариного «Йеее, вот так вот!». И если не считать парочки ютьюб-сборников «Интервью, в которых что-то пошло не так», никто из Эмириных ровесников его не видел. Даже Шони, даже Джосефа – Эмира заставила Зару поклясться, что она никому не расскажет.