Доктор Джонс против Третьего рейха - Александр Тюрин

— РСХА.

Шарфюрер Заукер был усат: усы его обвисли, словно начали стекать. Наверное, вспотел от страха. Он завороженно смотрел в отверстие револьвера и откровенно трясся.

— Ясно, что не армии спасения, — усмехнулся Индиана. — Кто тут у вас главный?

— Фон Урбах. А что вы собираетесь со мной…

— Урбах! Что ж, я попал, куда надо… Где Генри Джонс?

— Кто?

— Ну, иностранец, пожилой человек. Почти старик. Говорит по-английски.

— Я ничего не знаю, — человек запаниковал. — Я из хозчасти, у стажеров сегодня праздник, им выпивка скоро понадобится, а ключи от арсенала только у меня и у повара, честное слово…

— Да, фельдфебель вроде тебя вряд ли мне поможет, — задумчиво согласился Джонс, разглядывая младшего чина СС. — Придется поискать кого-нибудь другого… Кстати, у вас тут есть тюрьма?

— Подопытных содержат в питомнике. В этой же башне, но на последнем ярусе.

— Подопытных? — поднял брови Джонс. — А где начальник тюрьмы? Он уже лег спать, наверное?

— Штурмбанфюрер сейчас на празднике. А что вы со мной сделаете?

— Праздник какой-то, — археолог мысленно перебрал даты. — Не знаю я никаких праздников в конце января. Не день же смерти Ленина вы отмечаете…

— Да и нет в башне стариков, — гнул свое шарфюрер. — В замке таких не содержат. Вот в Дахау есть старики и дети, да, но тот лагерь не мы придумали, матерью клянусь, это Гиммлер с Гейдрихом. Не надо меня, умоляю вас, меня-то за что…

— Ладно, — решил Джонс. — Достаточно поговорили.

— Нет! — всхлипнул человек. — Ой, нет! — Еще немного, и подвал начал бы трястись вместе с ним. — Что вы задумали? Только не меня!

— Почему не тебя? — доктор Джонс улыбнулся широко, плакатно. — Чем ты хуже Гюнтера? — он указал на неподвижное тело.

— Вы один не дойдете до третьего яруса, — клацая зубами, заговорил Заукер. — Эти умники как раз на втором сейчас празднуют, мимо них вам никак, они вас сразу обнаружат, вот увидите. А Курт Коппи, дежурный по питомнику, он мой приятель.

— Ты хочешь предложить помощь?

Человек кивнул, шаря отчаянным взглядом по лицу собеседника, и на всякий случай еще раз горячо кивнул, и рот открыл, чтобы подтвердить словесно, но ничего больше выжать из себя не смог.

— Имей в виду, — сказал тогда Индиана, — при первом же неправильном жесте или звуке я перешибу тебя, слизняка, кулаком. Хотя могу и пулю не пожалеть. Ты предпочитаешь из моего кольта или из своего парабеллума?

Он взял шарфюрера за воротник и толкнул к выходу.

— Не забывай ни на секунду о том, что я очень опасен для тебя, — добавил он. — И перестань ты дергаться, все дело испортишь, трус!

— Надо пиво с собой взять, — воодушевившись, ответил эсэсовец. — Будто бы для попойки тащим…

Через несколько минут два сотрудника хозчасти покинули подвал, прихватив один из бочонков. Они понесли пиво старшим товарищам. Точнее, младший офицер распоряжался маршрутом, а работу выполнял человек в форме солдата СС — именно он нес на плече ношу, прикрывая лицо от случайных взглядов.

До второго яруса они никого не встретили. Повсюду горел тусклый электрический свет. В башне кроме подвальных помещений было три яруса, как и полагалось, причем на каждый следующий вела только одна лестница, чтобы легче было защищаться в случае проникновения врагов. Жилые помещения обычно устраивались на последнем. Древнее сооружение вообще хорошо сохранилось, даже штукатурка, которой были залиты стены из бутового камня, не везде осыпалась. Башня имела внушительные размеры, особенно для тех времен, когда строилась: толщина внешней стены не менее двадцати пяти футов, диаметр пятьдесят пять ярдов.

Когда послышались гулкие звуки человеческой речи, шарфюрер Заукер замедлил движение и пугливо сообщил:

— Нам все равно не пройти к той лестнице наверх! Посмотрите сами, они рядом свой алтарь поставили.

Впереди был зал, состоящий из готических крестовых сводов на нервюрах. Низкие толстые столбы держали нависающие над головами подпружные арки. Профессор археологии, который вполне достойно смотрелся в черном мундире, поставил бочку на пол и выглянул из-за столба.

Зрелище впечатляло. Висели штандарты, как привычные, со свастикой, так и красно-бело-черные полосатые знамена средневекового рейха. Центральный свод украшал гигантский круг, размещенный горизонтально, — рунический лунный календарь. А точно под этим календарем было устроено возвышение в виде каменного надгробия с многочисленными барельефами. Эсэсовцы торжественным полукольцом окружали надгробие, они стояли неподвижно, сосредоточенно. Все без головных уборов. Они слушали. С возвышения им вещал человек…

Хорхер!

— Почему мы верим нашему фюреру? — бросал Хорхер в публику отрывистые слова. — Потому что в нем — германский дух! Дух Водана и Тора! Фюрер — воплощение германского духа!..

В своем одеянии — черно-красная мантия со свастикой в белом круге, — с поднятой вверх правой рукой, он выглядел как священник. Рука, разумеется, была в перчатке. Служитель черного культа, кадровый разведчик, садист и убийца…

— Что это за клоун? — зашептал Индиана Джонс, притянув шарфюрера за шиворот.

— Из Шестого отдела РСХА. Не выдавайте меня ему, умоляю, кому угодно, только не ему…

— …Чего достоин народ, осквернивший германский дух? — спрашивал между тем оратор. И аудитория слаженно откликнулась грозным рыком:

— Смерти и забвения!

— Имя! — потребовал «священник». — Дайте нам его имя!

— Израиль!

— Еще?

— Рабы Израиля!

Доктор Джонс неслышно прокомментировал: «Иными словами, все человечество».

— Предки слышат вас, солдаты! — возгласил Хорхер. — Предки видят кровь наших героев. Все ли предки здесь? Зигфрид?

— Здесь! — откликнулся кто-то.

— Какой Зигфрид? — не понял Джонс. — Из «Песни о Нибелунгах», что ли?

— Да, — подтвердил Заукер. — Вы не обращайте внимания, они тут все сумасшедшие.

«Фридрих Барбаросса!» — выкрикивал тем временем оратор. «Здесь!» — отвечала аудитория. «Оттон Первый!» — «Здесь!» — «Готард Кетлер!» — «Здесь!..»

— Что происходит? — спросил Индиана. — Ты можешь объяснить?

— Праздник Посвящения. Стажеров посвящают в солдаты Памяти.

— Какой-такой «памяти»?

— Ну, Памяти предков. Умники из университета, не люблю я их. Чины получили и думают, что теперь чернее свастики.

«Память предков, — пробормотал Джонс. — Память предков…» И вдруг вспомнил.

Аненэрбе![33]Тот самый таинственный институт! Вот, значит, куда его занесло — в один из законспирированных филиалов; вот, значит, кому в действительности принадлежит замок… Он ободряюще похлопал шарфюрера по спине: