История Семилетней войны - Иоганн Вильгельм Архенгольц

У Фридриха не осталось теперь ни одного магазина в Саксонии, которою совершенно овладел неприятель; дальнейшее существование его в этой провинции зависело теперь всецело от его оружия. Средство это никогда не обманывало его. Герцог Цвейбрюккенский ушел с берегов Эльбы, взяв с собой имперцев, и оставил в одном лесу генерала Вида с 3600 человек. Прусский авангард атаковал последнего и прогнал его отсюда, причинив урон в 1900 человек. После этого Фридрих направился к Дюбену, где был разбит и взят в плен целый батальон кроатов. Город этот окружен Мульдой и образует нечто вроде полуострова; Фридрих основал тут магазин, велел поспешно выставить редуты и оставил прикрытие из 5000 человек. Намереваясь атаковать австрийцев со всеми своими силами, он должен был теперь подумать о прикрытии тыла от имперцев, расположившихся лагерем у Лейпцига.

Богатый этот город, снабженный всеми удобствами жизни, подобно некоторым городам Германии, всегда был приманкой для больших и малых войск. Друзья и враги постоянно спорили за его обладание, которое не было сопряжено с большими трудностями и не требовало осады. Город этот мог оказать сопротивление лишь легким войскам и был бы неприступен только при наличии армии, охраняющей его стены извне. Но вместо укреплений он имел богатства, порождавшие всевозможные предприятия; ни один город за всю эту войну не принадлежал поочередно стольким владетелям. На этот раз имперцы серьезно решили поселиться тут на зимних квартирах, а жители Лейпцига, утомленные большими налогами, налагаемыми пруссаками под всевозможными предлогами, горячо желали такой перемены. Но Фридрих никогда не исключал из своих планов этой золотой россыпи и теперь послал в Лейпциг генерала Гюльзена. Имперцы поспешно удалились и отступили назад за Плейсу и Эльстер; их примеру последовал и герцог Вюртембергский, который, поссорившись с имперскими генералами, отступил обратно в свои владения, не стяжав никаких лавров. Таким образом, Лейпциг был занят пруссаками без одного выстрела, точно так же, как и Виттенберг.

Даун решил непременно овладеть Саксонией. Дрезден, самый большой, самый значительный и сильный город в курфюршестве, находился в его руках, и почти все австрийское могущество было сосредоточено в этой области; кроме того, зима уже наступила и кампания была, по-видимому, кончена. Но король прусский точно так же твердо решил не упустить столь важной для него Саксонии. А тут подошли еще большие хлопоты: русские стояли у Ландсберга на Варте и ждали только успеха своих союзников, чтобы вновь вступить в Бранденбург и устроиться там на зиму вместе с австрийцами. Этой операцией король был бы совершенно отрезан от Берлина, Померании, Силезии – следовательно, от всех своих владений и лишился бы тогда какой-либо подмоги. У него не имелось других магазинов, кроме Дюбенского, да и тот был почти истощен. Прусской армии грозила голодная смерть, а продолжительные морозы могли каждый день стянуть поверхность Эльбы льдом. Положение Фридриха стало невыразимо ужасно. Надо было либо победить, либо погибнуть. Большое сражение должно было решить дело, и Фридрих был вполне готов к нему. Но Даун ничем не хотел рисковать, несмотря на все свое преимущество. Он полагал, что ему удастся исполнить свое желание одними лишь оборонительными действиями, и поэтому расположился в укрепленном лагере при Торгау, где год тому назад стоял принц Генрих, которого Даун никогда не решался здесь атаковать. Фридрих переправился через Эльбу близ Дессау, там, где его неприятель совсем не ожидал, и, соединившись с корпусами принца Вюртембергского и генерала Гюльзена, пошел на Дауна.

Австрийский полководец присоединил к своей армии все разрозненные корпуса, кроме того, которым командовал генерал Брентано; этот последний был атакован генералом Клейстом при Бельгерне, который разбил его, причинив сильный урон убитыми и взяв 800 пленных. Так как король потерял всякую надежду вызвать своего противника на добровольное сражение, то дерзнул брать приступом австрийский лагерь, несмотря на все препятствия. Ему оставалось только это одно крайне трудное средство. Приступ этот был необходим, и притом безотлагательно. Уже 2 ноября вечером, когда войска, маршировавшие целый день, только что расположились лагерем, он объявил всей армии свое намерение, и тотчас же начались приготовления к битве.

За 4 дня до этого Фридрих, в письме своем к маркизу д’Аржану, изображал свое положение и покидающие его силы следующими сильными словами: «Вы цените жизнь как сибарит, а я смотрю на смерть как стоик. Никогда не увижу я той минуты, когда мне придется заключить бесславный мир. Никакие обстоятельства, никакое красноречие не заставят меня подписать свой позор. Или я погребу себя под развалинами моей отчизны, или же найду способ положить конец своему несчастью, если уж не буду в состоянии его вынести. Я твердо решил рисковать всем еще в этой кампании, так как хочу победить или же умереть с честью». С такими мыслями король стал готовиться к битве.

3 ноября является весьма знаменательным днем в летописях войн; кровь лилась рекой; обеим армиям, столь часто пожинавшим лавры, грозила совершенная гибель; люди яростно сопротивлялись законам природы или же спокойно подчинялись им в самые ужасные минуты. Обе стороны проявили одинаковую храбрость и сделали все, что только возможно, с помощью военного искусства; решительный исход битвы долго колебался, пока наконец победа не досталась пруссакам уже ночью.

Король выступил четырьмя колоннами через Торгауский лес. Его план был необыкновенно смел: он собирался не только победить австрйцев, но и совершенно уничтожить их армию. Отрезанные от отступления через Эльбу, побежденные и бегущие, они должны будут либо пасть, либо броситься в реку, либо положить оружие. Он хотел атаковать одновременно оба крыла австрийцев или, вернее, оба изгиба линии полумесяцем, которую образовала армия Дауна и которую предполагалось тогда отбросить на неприятельский центр. С этой целью король разделил свою армию, состоящую из 60 батальонов и 120 эскадронов, чтобы совершить две отдельные атаки. Генерал Цитен был послан по дороге на Эйленбург с половиной прусской армии, чтобы атаковать Зюптицские высоты, находящиеся близ Торгау. Если королю удастся побить неприятеля со второй половиной, то австрийская главная армия погибнет безвозвратно, а вместе с ней и военные силы Марии-Терезии для этой войны, а имя Торгау станет, подобно Каннам, бессмертным у поэтов и историков.

Но для достижения этой великой цели надо было преодолеть еще необыкновенные препятствия. Даун стоял с цветом австрийских войск в весьма выгодной позиции; левое крыло его примыкало к Эльбе, правое было прикрыто высотами и снабжено большими батареями, а перед фронтом находились леса, рвы, пруды, засеки и болота. Корпус генерала Ласси находился на небольшом расстоянии от главной армии, которая, вместе с цепью прудов, прикрывала оба его крыла. Армия генерала Цитена должна была прежде всего атаковать этот корпус, поэтому он и направился к Зюптицским высотам. Но разделение прусской армии, которое должно было остаться тайной для неприятеля, произошло уже во время похода по дороге, ведущей в Лейпциг. Тут Фридрих со своими корпусами двинулся к Домицийской чаще, занятой врагами: гренадеры, кроаты, драгуны и гусары быстро ушли к главной армии, как только заметили короля. Вскоре после этого пруссаки наткнулись на австрийский драгунский полк, шедший особняком и ничего не знавший о приближении неприятеля. Он неожиданно попал между двух колонн королевской армии. Прусская пехота тотчас же заняла все выходы из леса, пока кавалерия окружала неприятельский полк. Дело это пришлось преимущественно на долю гусар Цитена, проявивших большое мужество. Все драгуны, не павшие под их ударами, были взяты в плен вместе со своим генералом. Король между тем продолжал идти дальше, окружил правое неприятельское крыло и, несмотря на то что его пехота, конница и артиллерия еще находились позади, немедленно атаковал неприятеля со своим авангардом, состоящим из гренадерских батальонов; это был пример величайшей отваги, который был подан Карлом XII при Нарве и который также сопровождался удачей. Пушечный огонь, долетавший до слуха пруссаков издали, заставил короля предположить, что Цитен уже вступил в битву с неприятелем; это оправдывает до некоторой степени слишком быструю его атаку. Никогда мгновения не были ему дороже. Было 2 часа пополудни; оставалось всего несколько дневных часов, в которые должна была решиться судьба Фридриха, быть может, даже всей прусской монархии.