Сарум. Роман об Англии - Эдвард Резерфорд

Тайная связь стала для Портия откровением. Наоми, отринув былое смущение, увлеченно пересказывала римлянину истории из священных книг иудеев – о вере в Яхве, о пророках, о древних военачальниках, о Моисее и его побеге в Землю обетованную – или восторженно шептала на родном наречии строки из Песни песней царя Соломона.

Рассказы о древних подвигах взбудоражили Портия, и он в не менее величественных выражениях поведал Наоми о том, как впал в немилость у Светония. Наивная девушка решила, что Портий, как иудейские пророки, жаждал справедливости для людей низкого рода, и полюбила его всей душой.

Прежде Портий не подозревал о духовном мире, но сейчас смутно ощущал его силу и притягательность. Юная рабыня, страстно верящая в своего бога, ничем не походила на своевольную язычницу Мэйв. Портий старался не выдать свою связь с Наоми, однако от домашних слуг ничто не ускользало, и сохранить тайну не удалось. Однажды утром Нумекс застал рабыню в господской постели, но смолчал, и Портий терзался сомнениями, не проболтается ли каменщик приятелям.

Как бы то ни было, о связи Портия с рабыней вскоре узнали в Саруме. Портий, вернувшись домой после необычно долгого отсутствия, сразу это понял. Мэйв ни словом не обмолвилась и ничем не показала, что ей известно об измене. Она радостно встретила мужа, вкусно накормила и окружила заботой и лаской, а ночью отдалась ему с прежней безудержной страстью.

Как ни странно, Тосутиг на вилле не появлялся. На следующий день после возвращения Портий с беспокойством осведомился о здоровье тестя, но Мэйв, равнодушно пожав плечами, сказала, что у отца много дел в поместье. Однако, когда Тосутиг не пришел и к ужину, Портий сообразил, что старый кельт наверняка все знает. Мэйв все так же беспечно хлопотала по хозяйству, и Портий подивился ее самообладанию. Через два дня он решил, что навещать Тосутига не стоит, дабы не рассердить его еще больше. В конце концов Портий устыдился и, мучимый угрызениями совести, объявил, что дела требуют его присутствия в Акве-Сулис. Мэйв, так ничего и не сказав, горячо расцеловала его на прощание и со счастливой улыбкой проводила в дорогу. Терпение жены восхитило Портия.

Сразу же после отъезда мужа выражение лица Мэйв изменилось. Об измене она узнала не от Нумекса, а от соседей. Поначалу Мэйв разгневалась, а потом взревновала. Ее бросало то в жар, то в холод, она дрожала и, охваченная жгучей страстью, забыв о детях, часами рассматривала свое тело, пытаясь понять, какой изъян заставил мужа искать утешения в объятиях рабыни. Мэйв даже собралась в Акве-Сулис, чтобы заставить Портия избавиться от невольницы, однако ее отговорили соседские старухи, к советам которых она прислушивалась с детских лет.

– Если прогонишь мерзавку, муж найдет другую, – объяснили они. – Надо поступить иначе.

– Как? – удивилась Мэйв.

Старухи подробно объяснили ей, что именно надо сделать.

Когда Портий с Нумексом вернулись в Сарум, служанки Мэйв долго беседовали с каменщиком, а потом отправили его домой с небольшим свертком для жены. В следующую поездку на строительство терм Нумекс отправился в глубокой задумчивости.

После отъезда Портия произошло странное событие. Вечером Мэйв и одиннадцать женщин пришли в рощу на холме, на поляну, где стояло святилище лесных богов. С восходом луны женщины тесным кругом уселись на траву и выложили в середину смятый тугим комком лоскут, оторванный от любимой рубахи Портия, и глиняную женскую фигурку с ладонь величиной, с нарисованным лицом, похожим на лицо иудейской невольницы.

Женщины нараспев затянули древние кельтские заклинания, восхваляющие Сулию и Модрон, и обратились к богиням за помощью. Одна из старух торжественно провозгласила, что Мэйв – верная жена, после чего мольбы повторились. Женщины три раза передали друг другу лоскуток и глиняную фигурку, а потом снова вернули их в центр круга. Наконец каждая из женщин по очереди выкрикнула: «Портий, Наоми!», а старуха торжественно провозгласила:

– Услышьте их имена!

После этого женщины встали и молча разошлись по домам.

На следующий день Мэйв, оставшись одна в доме, поставила горшок на огонь и сварила зелье из священных трав и корешков. От кипящего варева исходила едкая вонь. Мэйв трижды окунула глиняную фигурку в жидкость, приговаривая:

– Пей, Наоми, пусть тебе будет горько!

Странный обряд повторялся три дня.

В Акве-Сулис Портий застал Нумекса за разговором с кухаркой и очень удивился, когда коротышка-каменщик ушел не попрощавшись. Вечером Портий, как обычно, призвал к себе Наоми, и любовники предались пылкой страсти при свете одинокой свечи.

Портий проснулся в кромешной тьме, обливаясь по́том. Его била дрожь, смутно помнился какой-то кошмарный сон. Наоми беспокойно металась во сне и тихонько стонала. Портий решил, что за ужином съел испорченную пищу, и наутро строго отчитал кухарку. Нумекс снова зачем-то заглянул на кухню и поспешно ушел.

Вечерняя трапеза прошла как обычно, однако среди ночи любовники снова проснулись в холодном поту. Портий набросился на кухарку с обвинениями и пригрозил ее продать.

Кошмар, приснившийся на третью ночь, Портий запомнил до мельчайших подробностей. Вначале ему чудилось, что он преступник, ожидающий грозной кары, затем привиделось, что он скачет по сарумскому взгорью на соловом жеребце вслед за Мэйв. Жуткой тишины не нарушал даже стук копыт. Мэйв тряхнула головой, откинула густые рыжие пряди и, обернувшись, поглядела на Портия без улыбки, с отвращением. Гнедая кобыла рванулась вперед; жеребец безуспешно пытался ее нагнать, но расстояние между ними все увеличивалось. Мэйв снова обернулась – на смертельно бледном лице сияли ввалившиеся глаза. Портию захотелось догнать и утешить ее, но она стремительно ускакала прочь. Внезапно он остался в одиночестве на пустынном взгорье. Портий огляделся, заметил вдалеке человека, с головы до ног закутанного в накидкупенулу, и понял, что это Тосутиг. Портий радостно окликнул его, но Тосутиг не ответил и, приблизившись, скинул накидку с головы. Лицо старого кельта исказил гнев, глаза злобно сверкали. Он угрожающе вскинул руку, и тут лицо его превратилось в череп, медленно раскрывший челюсти. Портий испуганно отпрянул. Череп разрастался, заслонив собой небо. Челюсти сомкнулись и снова раскрылись над Портием. Римлянин в ужасе проснулся.

Наоми сидела рядом, скорчившись и глядя в стену невидящим взором.

– Что с тобой? – спросил Портий.

– Ничего, – прошептала она. – Кошмар привиделся.

Он приобнял ее за плечи, но она вздрогнула и отстранилась.

– Что тебе снилось? – забеспокоился Портий.

Наоми грустно покачала головой и ничего не ответила.

Страшные сны мучили любовников ночь за ночью: Портий попадал в змеиное гнездо, тонул в неведомой пучине, Тосутиг отрубал ему голову и делал из черепа чашу. И всякий раз Мэйв печально глядела на мужа и исчезала в туманной дали. На седьмую ночь Портий не мог уснуть. Наоми забилась в угол и тихонько стонала, умоляя Портия оставить ее в покое. Он не знал, что делать.