Радужная топь. Ведьма - Дарья Зарубина

Всем хорош был молодой маг Иларий, и умом, и статью. Подвела молодость, горячее сердце. И теперь колотилось это сердце пойманной птицей, билось о ребра так, что эхом отдавалось в затылке. Ужас от содеянного холодом хлынул под сердце. Но не таков был Иларий, чтобы поддаться страху, опустить руки, сдаться судьбе. Постоял с минуту или две. Потом снова склонился над телом, потянул за ноги ближе к двери, наскоро вытер шапкой кровавый след. Потом выглянул за дверь, нет ли кого из слуг, а после выскользнул из бани и поспешил к терему.

Сердце прыгало от страха, толчками посылая в виски шумный ток крови.

— …Защити дочь твою заблудшую, укрой от зла и благодать свою яви, — запричитала ведунья.

И Ядзя невольно повторила за ней: «Защити…» Казалось Ядвиге, что уж после радужного глаза да страшного зрелища смерти полоумного возле сторожевой башни ничем ее не испугаешь. А сердце в пятки упало, как бусина в колодец. Прямо перед воротами на кольях увидела она человечьи головы. Зажмурилась, надеясь: вдруг померещилось. Открыть глаза заставил вороний грай. Первая телега прогрохотала мимо кольев, спугнув ворон. Громко бранясь на своем варварском языке, птицы перелегели на ближайшую крышу. Покуда дружинники досматривали возы, путешественникам разрешили сойти, размять косточки. Но Ядзя осталась возле воза и хмурого Славко, поближе к чернским дружинникам, подальше от исклеванных вороньем бурых комьев на колах.

«И как сюда люди сами подобру едут?» — со страхом подумала Ядзя, уставившись под ноги. Осторожно оглянулась на своих попутчиков. Ведунье, знать, было худо. Лицо женщины побелело, краска сошла с беспрестанно шевелящихся губ. А вот дедок-каменщик словно бы и не видел кольев. Улыбался во весь щербатый рот, шутил с дружинниками. Знать, не в первый раз приходилось ему работать на земле Черного Влада. Заметив взгляд Ядзи, старик подошел к ней, ласково улыбаясь. Остановился между девушкой и страшным украшением городской стены, так что Ядзя могла без боязни поднять голову и посмотреть в лицо собеседнику.

— Боишься, дочка? — запросто спросил дед.

— Боюсь, батюшка, — вежливо отвечала Ядвига, кланяясь. — Как не бояться. Тут, вишь, какая страсть, аж сердце замирает.

Дед усмехнулся, погладил бороду корявой ладонью.

— Этак в первый раз завсегда, — утешил он. — Да только для того, чтобы на те колья попасть, еще потрудиться надобно. Ты ж ведь, дочка, не глотки резать в Черну едешь. Чай, и пряника в базарный день с лотка никогда не воровала?

Ядзя опустила глаза, краснея. Дедок насмешливо прищурился:

— А если душегубствовать да красть не станешь, Черна тебе будет как дом родной. К родным, что ль, приехала, красавица? Или к жениху?

— Не к жениху, — всполошилась Ядзя, невольно бросив взгляд на широкую спину Славко.

Старик перехватил ее взгляд, отчего девушка покраснела еще сильней.

— К княгине молодой в услужение еду, — торопливо добавила она. Каменщик переменился в лице, свел белые брови.

— Да, твое дело другое, — медленно сказал он. В голосе не осталось и следа давешней игривой насмешки. — Мой тебе совет, дочка: обернись да посмотри на колья повнимательней, хорошо посмотри. А городом пойдешь, у Страстной стены постой. И каждый раз, как захочешь рот открыть в тереме господина нашего Влада, вспомни, что видала. Много говорят про Владислава Чернского. И не все брешут. Ему такая сила дана, что другим и не снилась. Коли будешь ему служить, молчи и ничего лишнего в голову не бери, не задумывайся. Князь-батюшка у тебя в голове как по-писаному прочитает.

Ядзя сжалась под суровым взглядом старика, жадно и испуганно впитывая советы.

— Ты что ж, дяденька, девку стращаешь? — Славко подошел так тихо, что Ядзя и не заметила, как возница оказался у нее за спиной, удержал за вздрагивающие плечи. — Думаешь, ей без твоего карканья весело?

Старик обиженно засопел и пошел к возу. Славко повернул ослабевшую от страха, понурую, как тряпичная куколка, девушку к себе лицом, обнял — притиснул к широкой груди.

— Ты не бойся, Ядзя, — проговорил он. — Хоть и есть у меня зуб на Чернского Влада, а одно скажу — без вины Владислав никого не казнит. Ты — добрая душа, чистая, как девичий платок на утрене. Тебе бояться нечего. А что ты, мертвая кость, к магам да магичкам на двор идешь, не пугайся. Князь не дает над мертворожденными куражиться. За это любой из магов на стену пойдет. Если же случится, что отважится кто недоброе тебе сделать, ты меня зови. Поймай в городе любого мальчишку и скажи: «Передай Славке, что его Ядзя зовет», — я приду.

Ядвига дернулась, пытаясь вырваться из медвежьих объятий возницы. Чудно это было, странно — вроде как и покойно, как за дубовой дверью, и в то же время словно бы и воздуха не хватает, не вздохнешь. Славко ослабил объятие. Ядзя благодарно прижалась щекой к его плечу, поцеловала возницу в черную бороду.

— Спасибо, так мне уж и не страшно совсем, — скрыла смущение под напускной веселостью Ядвига. — Если станет меня князь стращать, так уж и быть, пригрожу ему, дяденька, твоей смоляной бородой.

Славко улыбнулся, внимательно глядя в лицо девушке, словно старался запомнить веселый взгляд ее серых глаз да золотой отсвет солнца на круглых щечках.

Попрощались они скоро. Будто торопясь. Славко сел на козлы, не оборачиваясь, помахал рукой. И тронул усталых лошадей. Те резво свернули по знакомой дороге к постоялому двору, корму и отдыху. А Ядвига пошла прямо — в город. Туда, где на площади возвышалась Страстная стена. Как советовал старик, постояла: смотрела, бледнея, слушая, как замирает от страха сердце. Вокруг стены шумел город. В рядах шла торговля. Сновали мальчишки-разносчики. И, казалось, никто не замечает ни воронья, ни смрадного дыхания смерти. Понемногу и Ядзя успокоилась. Огляделась и заметила, что жизнь в Черне идет так, как и в Бялом. Только дружинников на площади не в пример меньше. Купцы товар раскладывают смело, не боясь кражи. И люди друг с другом будто приветливей.

Засмотревшись на красивую полную ворожею с младенцем на руках, Ядзя, не глядя, двинулась вдоль стены. Тотчас кто-то взвизгнул, отскакивая. Девушка обернулась, прося прощения, и увидела плешивого старика в поношенной одежде. В этот раз не было у него ни пестрого шатра, ни зазывалы, но Ядзя тотчас узнала словника Болюся.

— Давно ли из Бялого, батюшка? — кланяясь, спросила она.

Словник удивленно воззрился на девушку, словно прикидывая в уме, может ли толстокосая служанка быть ворожеей. Но в мгновение справился с замешательством и расплылся в угодливой улыбке.

— Уж не виделись ли мы с тобой, красавица? — спросил он. — В грядущее я для тебя не заглядывал?

— Нет, — отозвалась Ядвига. — Хотела я к тебе, дедушка, в шатер зайти, да хозяйка не позволила.

Ядзя замолчала, не решаясь попросить.

— А не глянешь ли сейчас?

— Как не глянуть, — отозвался Болюсь, подставляя морщинистую ладонь, в которую Ядзя, не задумываясь, положила денежку. — Любит. К сердцу прижмет.