Знак Лукавого - Борис Иванов

Я даже попробовал заговорить с собственной, как мне показалось, тенью, но гулкий отзвук моего же голоса неприятно резанул слух, и я оставил это бесперспективное и чем-то даже жутковатое занятие. Сдается мне, что утренние призраки куда неприятнее полуночных.

Вот, например, что это за унылый всадник не торопясь трусит справа от меня? Конечно, это тень Кунни, но усталое воображение приписывает ему уж совсем какие-то неузнаваемые черты… Можно позволить себе пофантазировать в том духе, что это – тень кого-то из путников, заблудившихся, как и мы, в этой светящейся мгле, да так никогда и не вынырнувших из нее… Или…

Какой это, впрочем, Кунни?! Кунни – вот он, обрисовался в тумане передо мной. И он вовсе не восседает на своем скакуне, а терпеливо тащит того под уздцы! И он тоже, как и я, подозрительно косится на неспешную тень всадника, все приближающуюся к нам и – по законам оптики тумана – становящуюся тем не менее все меньше и меньше…

Но ведь это и не моя тень! Я тоже не скачу верхом! Я точно так же, как и Кунни, спешившись, практически волоком тащу упрямую скотину по крутому склону! Но ведь не призрак же это в конце концов! Просто еще одна жертва чертовой светящейся мглы…

– Эй! – окликнул я незнакомца.

– Тише… Тише, маг Сергей, – ответил мне из тумана голос, искаженный здешним эхом, но вполне узнаваемый. – Здравствуйте, ребята.

– Здравствуй, Шон! – тихо ответил я.

* * *

– Продрогли? – осведомился Шон, спешиваясь и извлекая на свет уже знакомую нам флягу с «дурификатором».

Я принял ее в руки не без содрогания, но уже первый глоток показался мне живительным. Но жизненный опыт подсказывал, что в том состоянии, в котором я пребывал сейчас, третий глоток может уложить меня наповал. Поэтому я ограничился вторым и передал фляжку Кунни. Мы – трое – вместе с нашими конями составили неправильный кружок, не без труда удерживавшийся на коварном косогоре.

– Никто не приходил к тебе, чтобы взять Золотой Знак? – спросил Шон.

Я отрицательно помотал головой.

– Никогда не снимай его! – повторил Шон свой давний наказ. – Рано или поздно этот человек придет. А теперь возьми это. – Он протянул мне мой кожаный кисет с давешней монетой. – Отойдем в сторону, – посуровевшим голосом сказал он. – Твой помощник простит нас…

Я не стал лицемерить и лопотать что-то о том, что у нас с Кунни нет секретов. Я просто последовал за Шоном. Через полсотни шагов он остановился и тихо спросил:

– Ты догадываешься, что там тебе нацарапали Темные?

– Догадываюсь, – коротко ответил я. – Они хотят вернуть себе Темный Арсенал. В обмен на моего брата. Шон покачал головой – чуть сокрушенно:

– Выходит, я напрасно тратил время и досаждал нашим специалистам… Ты все-таки читаешь руны Темных…

«Значит, не таким уж он меня магом считает на самом деле, – отметил я про себя. – И все же хорошо бы знать, кто для Шона эти „наши“?»

– Пока только учусь, – отозвался я. – А сейчас я всего-навсего догадался. Просто, оказывается, все здесь хотят от меня одного и того же.

– И как ты смотришь на это? – сурово спросил Шон. – Ты собираешься выполнить это условие?

– Мой брат уже не у Темных, – ответил я без должной, правда, уверенности в голосе.

– Значит, и это ты знаешь… – с какой-то очень знакомой мне по прошлой жизни на Большой Земле интонацией произнес Шон. – И тебе уже сделали то предложение, на которое я намекал в своем письме?

– Да, сделали, – не стал я врать.

– Твое решение? – требовательно спросил Шон.

– Простите меня, – сдавленно произнес я, преодолевая растущее внутри меня напряжение, – но я даже не знаю, с кем говорю…

Мне показалось, что на какую-то долю секунды мой собеседник потерял контроль над собой, но, если это и было так, он почти молниеносно взял себя в руки. И резко сменил тональность разговора:

– А ты отдаешь себе отчет в том, какую опасность представляет этот Арсенал? Не только для здешнего края, но и для твоего родного мира – для того, что здесь называют Большой Землей?

– Давайте определимся, – как можно более решительно сказал я. – И не будем говорить намеками. Если вас послали те, кто представляет интересы Большой Земли, докажите это. Здесь почти за каждым, кто обращается ко мне, могут стоять Темные. Или бог знает кто еще…

– Ну что ж… – коротко вздохнул Шон. – Определимся. Сейчас и здесь доказать тебе, что я – не верблюд, просто не могу. Но… Очень скоро ты такие доказательства сможешь получить. Мы догадываемся… Да какое там догадываемся! Мы знаем, что ты ввязался в очень сложную игру. И скоро эта игра может взять тебя в клещи. В самые настоящие железные клещи! И когда ты поймешь это, то, если успеешь, конечно, дашь нам сигнал. Тебе придут на помощь. И тогда ты уяснишь, кто есть кто в этой игре. На, держи свою палочку-выручалочку…

Он достал из внутреннего кармана и протянул мне потрепанную книжку – немногим больше, чем ладонь, размером – в твердом переплете. Тяжеленькую. Я повертел невзрачный фолиантик в руках и удивленно уставился на Шона.

– Это что – заклинания? – спросил я с недоумением.

– Считай, что да, – усмехнулся Шон. – Держи книжицу при себе и не отдавай ее никому ни при каких обстоятельствах. Скажи, что это – записи, нужные тебе по работе. Кстати, действительно почитай, что там понаписали наши специалисты по здешней магии. Но особенно глаза этой книжечкой не мозоль. А когда окажешься у Врат Арсенала или когда тебя прижмет, сделаешь вот что…

Он осторожно взял книжку из моих рук и прикоснулся пальцем к потертой тисненой виньетке на переплете.

– С силой нажмешь на вот этот рельеф. Почувствуешь хруст. Это заработает радиомаяк. Он вмонтирован в переплет. Наши выйдут на тебя от силы за полчаса. Ты все понял?

– Понял, – ответил я. – Но предупреждаю честно: я включу эту штуку только тогда, когда пойму, что хуже быть уже не может.

– Пусть так, – устало бросил мой собеседник и молча зашагал к своему коню.

Молча вскочил в седло, молча кивнул нам обоим и молча исчез за пеленой начинающего, слава богу, редеть тумана, каким-то чудом удерживая равновесие на предательски крутом склоне.

И снова Кунни не задал мне ни одного вопроса.

* * *

Солнце таки справилось с туманом и к здешнему условному полудню выжгло его весь. Хрен, впрочем, оказался не слаще редьки: промозглая сырость сменилась сначала парящей жарой, а затем изнуряющим зноем. Мы за этот долгий день устроили пару привалов – оба у случившихся по дороге ручьев – уже не для того, чтобы согреться и обсушиться, как мечтали о том с утра, а чтобы напоить коней, напиться самим и проглотить чего-нибудь из заготовленной в дорогу еды. С постоянно набегающим желанием заснуть на диком солнцепеке приходилось бороться, как с врагом.

Белые скалы весь этот день представлялись мне некой недостижимой целью, подобной линии горизонта – видимой, но как бы существующей в каком-то другом мире.