Зеленый король - Поль-Лу Сулицер

— Золотая сделка. — сказал Диего.

Но он выслушал рассказ Роши с беспокойством, граничащим с тревогой, и оно нарастало по мере того, как текли дни на бесконечной реке. Углубляясь в неизвестный ему мир, Диего впал в угнетенное состояние и снова, то есть восемь лет спустя, пережил чувство отчаяния и трагической покинутости, которое испытал, когда после их совместного бегства из Боготы он смотрел, как Климрод удаляется, уходит вперед, ступив на одинокую дорогу в сто дней и по меньшей мере в две тысячи километров.

В Манаусе он тем не менее настоял, чтобы ему позволили плыть дальше. От Роши он узнал, что лодка должна пройти до Моры (где родился Роша), а затем подняться вверх по Риу-Бранку.

— Зачем тебе плыть с нами, Диего? Ты должен заняться делами, в которых я на тебя рассчитываю. Так было условлено.

— Но дорога займет не больше двух-трех недель. Разреши мне плыть с вами. Как можно дальше.

— Согласен. До Каракараи. Но дальше ты не пойдешь, ни в коем случае.

Каракараи.

Для Диего в этом слове звучала какая-то варварская музыка, но никакого смысла в нем он не улавливал. Диего даже не потрудился взглянуть на карту, чего, кстати, ему никто и не предлагал. Лодка отчалила от Манауса. Они прибыли в Мору, маленькое, ничем не примечательное селение, во всяком случае, с точки зрения Хааса.

Затем поплыли по Риу-Бранку, темноводной реке, на которой не водилось мошкары, почти не водилось. «Я в настоящих джунглях, — удивлялся Диего. Ему было немного не по себе. — Я, Диегуито Хаас, самый обожаемый из всех (за неимением других) сыновей Мамиты, завсегдатай дворцов, баловень женщин и гроза метрдотелей во всем необъятном мире, наконец-то проник в кишащий и загадочный Зеленый Ад, и за мной с обоих берегов следят индейцы, наверняка каннибалы, с вожделением облизываясь при виде моих упитанных округлых ягодиц…»

По правде говоря, ему не оставалось ничего другого, кроме юмора и бесед с самим собой. Реб, скрючившись, сидел впереди и не открывал рта, во всяком случае, на цивилизованном языке он не произнес ни слова. Несколько раз, разглядывая полосу леса, он издавал странные звуки, и тотчас же оттуда появлялись обнаженные индейцы с устрашающими физиономиями и огромными, в два-три метра, луками.

Убалду Роша годился для беседы не больше, чем Реб. Он изъяснялся односложно, с виртуозностью Гарри Купера в его лучших ролях. Что же касается матросов, то теперь они были не те, что в Белене. В Манаусе экипаж сменили, и верные индейцы приняли эстафету. Одна лишь мысль о том, что на обратном пути они могут стать его единственными спутниками, заранее пугала Диего.

— Здесь.

Занимался день, вместе с зарей встал Диего и вылез из гамака. Всю ночь шел дождь, но теперь перестал, и наполнившаяся река заливала своими спокойными водами целые гектары леса, образуя идеально гладкое зеркало, в котором отражались мельчайшие очертания облаков, да с такой точностью, что Диего запутался, где облака, а где их отражение.

Он посмотрел в направлении, только что указанном Рошой, и увидел выгоревший участок леса, давным-давно уничтоженный огнем и почти заросший новой зеленью, которая теперь ничем не отличалась от миллионов других окружающих ее растений. Они давно плыли по Бранку. Теперешняя река была намного уже, деревья и заросли стояли в воде. Лодка, продвигаясь с помощью багров, подошла к некоему подобию причала — это был подгнивший ствол, кишащий червями, который подпирал корни другого могучего дерева. А вокруг возвышалась непроходимая зеленая стена.

Реб спрыгнул на землю. К великому ужасу Диего, он сбросил полотняные туфли, которые не снимал от самого Рио, далеко закинул их и с явным наслаждением потоптался голыми ногами в илистой воде, казавшейся просто живой из-за копошившихся в ней подозрительных тварей.

Роша ограничился эквилибристикой на стволе дерева, после чего ступил на твердую землю, «если что-то твердое и существует в этом аквариуме». Диего был в отчаянии.

И в точности, как восемь лет назад, крикнул: «Реб!»

Климрод даже не обернулся. Он раздевался догола и, обращаясь к стене зарослей, за которой и в самом деле чувствовалось какое-то шевеление, что-то говорил.

— Теперь отойдите, — сказал Роша Диего. — Иначе они не покажутся. Может быть, его еще не узнали, ведь пять лет прошло. Не стоит рисковать.

Для большей верности он отдал приказ матросам-индейцам, которые тут же бросились к своим баграм и толкнули лодку на воду. Диего сел на борт, расстояние между ним и Ребом увеличивалось. В скором времени оно достигло примерно ста метров, и только тогда в стене блестящих листьев, переливающихся от дождевой воды, показались фигуры людей.

— Guaharibos, — произнес один из матросов тихим и почтительным голосом.

Вокруг высокого обнаженного Реба стали собираться люди. Казалось, что насекомые подбираются к большому раненому зверю. В самый последний момент, перед поворотом, за которым окончательно скрылась эта сцена, Диего вроде бы уловил прощальный жест Реба, обращенный к нему и означающий, что все в порядке. По крайней мере Диего хотелось, чтобы это было так. После этого он тотчас же забрался в свой гамак и, бесконечно несчастный, съежился там.

В Манаусе Диего нашел двух бразильских адвокатов, дожидавшихся его несколько дней, — по указанию Реба он должен был решить с ними ворох вопросов.

Что он и сделал.

— 31 —

14 сентября 1957 года на рассвете Тудор Ангел выехал из Лос-Анджелеса. Он проезжал Барстоу около девяти часов и остановился там ненадолго, чтобы выпить чашку кофе и съесть кусок яблочного пая. Ангел, мужчина крупный, с большим квадратным подбородком, в молодости был боксером-любителем, провел примерно тридцать боев и при случае напоминал, что одиннадцать из них выиграл, послав противника в нокаут. Его румынское происхождение выдавали очень живые и блестящие черные глаза, чисто латинская болтливость и хитрое умение говорить, не сказав ничего, особенно когда он действительно не хотел проговориться.

Проехав примерно восемьдесят километров после Барстоу. в соответствии с инструкциями, полученными им в письме, он свернул с 15-го шоссе, соединяющего два штата, и поехал налево, по более скромной дороге, огибающей с восточной стороны Долину смерти.

В письме, в частности, было указано: «Вам надо попасть в Тонопу к четырем часам. Проехав шесть миль к востоку от Тонопы по Шестому шоссе, поверните налево на трассу 8А. Далее через 13 миль начинается 82-я дорога или колея…»

Это было очень похоже на дорожную игру.

Из Калифорнии он выехал в Неваду около часу дня, в Чертовой дыре позавтракал острым гамбургером, а затем повернул на север, оставив позади Вегас. «Пожалуйста, не заезжайте в Вегас», — говорилось в письме.

Когда он подъехал к Тонопе, было без трех минут четыре. Он проскочил ее не останавливаясь. Затем — трасса 8А, которая вела в Батл-Маунтин и в Элко. Далее — 82-я дорога…