Ребус. Расшифровка - Андрей Константинов

За двадцать минут до этого перед подземным переходом к Гостиному Двору Витя нарочно наступил на ботинок спекулянту импортным «Мальборо» по прозвищу Шина:

– Шина, где весь честной народ?

В переходе под Невским было, как всегда, не протолкнуться.

– Вить, ты чего?! Все шебуршат.

Это заявление Шины повергло Голубева в ужас. Он что – никого не видит?! Вы когда-нибудь слепли?! Закройте глаза, быстро сделайте шесть шагов вперед, один влево, вытяните руку. Страшно? – То-то же! Вите вдруг подумалось, что именно сегодня он и умрет. Умрет пьяным и на раскладушке. «Попаду, наверное, в ад. Ну и хорошо, жулье ведь туда определяют? А они и в аду все равно не угомонятся. Вот я там в сыск и устроюсь».

К столику, стесняясь, подсеменила женщина. Звали ее Алена, и до этого она никогда сама не знакомилась с мужчинами. Алена была красивой женщиной. В данном случае прилагательное «красивой» – небанально и исчерпывающе. Алена работала инженером теплосетей и любила гладить женское нижнее белье. В данный момент она была одета с нуждающимся оттенком. Впрочем, оттенок этот бросился бы в глаза разве что такой же, как она, разведенке со вкусом и без лишних денег.

– Хотите винегрет с пивом?

Ничего удачнее Голубеву нельзя было и предложить. Ведь это так гармонировало с его сползшими в толстенький ободок носками неопределенного запаха.

– Хочу, но у меня нет денег. Но за ваш счет не стану. Но если вы из буфета, то в долг буду. Но могу забыть отдать, но не потому, что жадный.

– Я сейчас! – Алена выхватила тарелку и зеленую поллитра «Жигулевского» с буфетного прилавка с аналогичным замерзшим ассортиментом.

Она торопилась. Перед тем как подать, Алена умудрилась увидеть свое отражение в начищенной глади металла холодильника, одернуть юбку и дунуть на мешающую свисшую длинную волосинку.

– А вы давно были в театре? – сглотнула Алена, дождавшись, когда Витя после нескольких глубоких глотков пива перегрызет кусочек селедки поверх ярко-малинового винегрета.

– Да, считай, через день театралю.

Алена удивилась, обрадовалась, вдумалась и огорчилась.

– Вернее, тружусь около театров, особенно перед Мариинкой, – пояснил Витя.

– Вы таксист?

– Нет, опер.

– Вы… помогаете во время спектаклей?

– Я же говорю – до спектаклей не доходит. Я легавый.

– То есть вы…

– Ну, милиционер.

– О господи!

– Извините, конечно… У вас что, кто-нибудь сидит?

– На чем?

– В тюрьме?

– По-вашему, я похожа?

– Не знаю… Вам, по-моему, неприятно.

– Нет, что вы… Я никогда не угощала винегретом следователей.

– Спасибо, – Витя произнес это абсолютно искренне.

– Так вам театр надоел?

– Не думаю… Я там никогда не был.

– О господи!

– Я правду говорю.

– Спасибо… Тогда пойдемте в театр?

– Пошли.

– Давайте прямо сейчас. Мы успеем!

– Вам видней… Спасибо…

Минут пять они шли молча. Алена думала лихорадочно. Витя тоже думал, но о своем. О том, что она могла видеть, как он сплевывает кожуру… Вскоре Алена опомнилась и застрочила обрывками естественных в таких ситуациях мыслей и фраз. Витя все внимательно выслушал.

– А меня зовут Голубев.

– Алена.

Они остановились. При заходящем солнце Витя наконец разглядел ее и сделал вывод: очень красивая. И еще подумал: «А я?» После чего посмотрел на свои светло-коричневые сандалии и понял: «М-да…»

К театру Комедии они подходили уже «под ручку». За это время Алена успела произнести много слов, улыбалась и даже один раз прижалась к Виктору плечом:

– И как вы не боитесь следить за преступниками?

– Мы друг друга не боимся. А потом, вы что думаете, что жулики все злодеи?

– А как иначе?

– Иначе чугунно: среди них столько же порядочных людей, сколько и среди артистов театра.

– Странно. Вы следователь…

– Да я не следователь.

Алена не поняла. Но ей стало интересно, приятно и спокойно. Затем Алена перешла на писателя Зощенко, который ей очень нравился. Она начала говорить о нем с таким пылом, что на какое-то время чуть позабыла о «любимом мужчине».

«Лавсан», вернее Зощенко Виталий Павлович, 15.07.1949, уроженец города Алапаевск, Свердловской области, прописан по улице Мытнинской, дважды судим за «карман»: первый раз сажал Богучанский, второй раз Родин. Оба раза на транспорте. Виртуоз внутреннего кармана пиджака. Любит ловить «клиентуру» среди состоятельных приезжих возле ювелирных магазинов. Работает один. В контрах с «Гусем» и «Шурупом». Живет понятием «один на льдине», – про себя считал информацию Голубев.

– …Ну, а тебе он нравится? Не молчи, – подтолкнула локтем Алена. – Укутаешься в плед под торшером и до трех ночи с ним улыбаешься.

– Угу, чуть отвлекся, и на горизонте пусто.

– Конечно, Зощенко не прост.

– Я чего-то про плед недопонял. Это каким же образом на транспорте, да под пледом…

– О господи! Зачем же в транспорте?!

– А на улице под пледом лучше, что ли?

– Отчего же на улице?

Вот так за сокровенным разговором они и подошли к театру, где купили билеты с рук на шесть рублей Алены. Перед этим, переходя через Аничков мост, она увидела его профиль на фоне сумерек города. А посмотреть было на что: Витя был скроен из жил. Этих шпагатов хватило бы еще лет на тридцать. Короче, волк со свалявшейся шкурой. Вот только надо бы потереть ему спину в ванной.

– …Я отдам, – жалостливо настоял Голубев.

Алена сжала его кисть руки, приблизила лицо и улыбнулась так, как могут только они, настоящие Алены, улыбаться.

СТОП-КАДР!!!

Поверх ее гладко зачесанных волос Голубев углядел юркое движение плеча, на которое был накинут легкий короткий плащ. «Есть контакт» – рубануло по инстинктам. Он не мог узнать, кто это. Процессор перебрал пару сотен воров, помноженных на десятки индивидуальных видимых и неразличимых примет. «Он! Точно он! „Гастроль“»! – выдал процессор.

Между тем плащик перешел с плеча на руку.

«Вот она, черемуха!» – Господь цокнул языком, и мир стал цветной и четырехмерный. (Между прочим, математики считают, что теоретически сие возможно.) Витя сжал плечи Алены налившимися сталью пальцами и развернул ее к себе. Она внутренне ахнула и чуть потянулась к нему лицом. Алена ждала поцелуя, но перед тем, как закрыть глаза, вдруг услышала команду: