Золотое солнце - Наталия Мазова

— Не разберу — слепые вы или обманщики? Он... он вроде тучи: сеет на землю дары, как дождь. Чем отдарить дождевую каплю? Она, потроха карасьи, просто упадет тебе на макушку и никаких почестей взамен не потребует.

— Спасибо, Малабарка! — Я даже подпрыгнула на месте от удовольствия. — Я так и знала, что ты в конце концов сформулируешь! — и повернулась к Мартиалу: — Слышал, что он сказал? Это главное — ничего не прося взамен! А это возможно только тогда, когда любишь! Тот, кто даровал мне свою силу, любит меня, как мать, друг и любовник, вместе взятые — а это значит, что ваш Бог Гнева не Единый, а кто- то еще! Может быть, даже, не к ночи будь сказано...

— Бог наш именуется Единым потому, что нет в этом мире ничего, что не исходило бы от него! — Казалось, Антоний понял, какое имя чуть не слетело с моих уст, и поторопился оборвать меня, дабы не осквернило оно подземного святилища. — Все мы — его дети, и право отца — карать своих детей за непослушание!

— А что, ты бы предпочел, чтобы твоя Лавиния боялась и не любила тебя? — тут же парировала я.

Антоний вспыхнул:

— Лавиния — дочь, полностью покорная отцовской воле! А я считаю, что достаточно строг с ней!

— А подарки ко дню рождения ты ей покупаешь за покорство твоей воле? Или все-таки только потому, что она твоя дочь?

Меня понесло, я чувствовала себя на своем месте, как никогда в жизни:

— Мать отшлепает маленького ребенка, если он вытопчет ее любимые цветы или изорвет свою одежду — но отшлепает, а не убьет, ибо хочет научить, а не выместить гнев. Если же ее сын вырастет и станет разбойником, она сможет лишь печалиться за него — но и такого будет его любить. Ваш же Бог Гнева не любит людей, а просто желает навязывать им свою волю. Да, мы дети Единого — но какой родитель пожелает, чтобы его дети вечно оставались несмышленышами?

— Воистину так! — неожиданно раздался из глубин толпы звонкий мужской голос с незнакомым мне акцентом. Мартиал и Антоний заоглядывались, и даже Малабарка быстро скосил глаза в ту сторону. В следующий миг тот, кто произнес эти слова, протиснулся сквозь собравшихся и встал рядом со мной. В неверном подземном освещении я не могла разглядеть его как следует: высокий, гибкий, в светлой одежде, светлые волосы выбиваются из-под головной повязки, какие носят варвары-северяне. Но общее впечатление от него было, как от языка пламени, пляшущего над факелом в моей руке — что-то легкое, яркое и беспокойное.

— Светлая Ланин права. — Он бросил на меня лишь один пронзительный взгляд и повернулся к толпе. — Вы, что прячетесь от солнца, как кроты, вообразили себя малыми детьми сурового отца, твердите о страданиях за веру и надеетесь, что получите за это непонятно что. С каким сожалением смотрит на ваши самоистязания Тот, в ком ничего от страха и все от радости!

— Кто это? — Вопрос Антония, заданный предельно раздраженным тоном, был обращен к Мартиалу, но незнакомец счел нужным сам ответить на него:

— Раэмо из земли Лайолен. В двух или трех городах Империи известен также как Подстрекатель, на моей же родине подобных мне именуют Чеканщиками Слов. — Последняя формулировка прозвучала даже не как звание, а как какой-то странный титул.

Не обращая более внимания ни на поднявшийся вокруг гул, ни на гневные восклицания обоих проповедников, он повернулся ко мне:

— Ну здравствуй. Кажется, я нашел то, что безуспешно искал по всей Империи, — и, видимо, перехватив угрюмый взгляд из-за моего плеча: — Не стоит беспокоиться, Малабарка Габбал: я имел в виду всего лишь человека, который думает точно так же, как я сам.

— Значит, ты тоже испытывал это... причастность? — наконец задала я рвавшийся с моих губ вопрос.

— Наверху уже рассвело. — Мартиал, как более благоразумный, нашел-таки способ прекратить разговор, на корню подрывавший авторитет его Гневного бога. — Если мы сейчас же не начнем расходиться, могут быть неприятности со стражей.

...Когда мы поднялись на поверхность, первые лучи солнца уже легли на склон. Раэмо ступил в один из них, и я увидела, что волосы у него — светло-рыжие и чуть вьющиеся, глаза одного цвета с рассветным небом, а сам он... Да прах подери, перед собой притворяться не имело смысла — именно рядом с мужчинами такого типа мое естество обычно и давало слабину. То ли что-то во мне считало, что любой, чья походка подобна походке Кайсара, должен быть не менее искусен как любовник, то ли это просто был предназначенный мне тип — Малабарка как-то обмолвился, что женщина-«киит» часто бывает неравнодушна к мужчине-«махафу»...

Даже оглядываться на Малабарку не имело смысла — я и без того всегда знала, что он не слепой.

— Был бы безмерно счастлив, если бы удалось продолжить наш разговор о богах и причастности им... — Еще и голос вдобавок!

По-моему, за одно соединение такого голоса с таким обликом этого Раэмо давно уже должны были прирезать где-нибудь в темном переулочке.

— Вряд ли. — Ответ Малабарки был самую малость поспешен, но одно это дало мне понять, что он оценил ситуацию совершенно правильно. — Через три дня я ухожу на войну.

— В таком случае прошу у тебя официального разрешения немного подокучать Ланин в твое отсутствие. Поверь, для меня эта тема не менее важна, чем для нее.

Сказано это было столь искренне, что Малабарка просто не мог не кивнуть — я хорошо помнила, какое у него тонкое чутье на правду и ложь.

— А ты, светлая Ланин, как на это смотришь?

Мои мозги еще не успели должным образом осмыслить этот вопрос, как язык мой, будучи всего лишь одной из частей тела, уже ответил:

— Всегда рада достойной беседе — особенно если к ней не прилагаются подземные лабиринты и плохое вино.

Некоторые люди, Аххаш и Астар, как решат что-нибудь, так и идут прямой дорогой, ни на что не глядя. Другие, бывает, решат раз, потом перерешат, а потом опять решат наобратное, а потом и вовсе в третью сторону... План у них все время меняется. А иные вовсе ни на что решиться не могут, мечутся, ровно крабы по песку без всякого толку. Префект был ни то, ни другое, ни третье. Он, я вижу, вроде скототорговца. Есть у него большое стадо решений, и там пасутся решения тощие и толстые, пегие и рыжие, решения-кобели и решения-кобылы. На любой случай, одним словом. Приходят к нему: мол, нужно, добрый торговец, то-то и то-то. Пожалуйста! Обождите, сейчас притащат. В общем, какой-нибудь план или подходящее решение у Гиляруса имеются до того, как префект узнает, что именно они ему понадобились...

Поэтому очень быстрый он и верткий по жизни, Наллан Гилярус. С делами живо управляется. Хор-рош!

Ночь прошла с тех пор, как я дал ему согласие, день и еще одна ночь. Наутро повел он меня на конюшню. Подводит к чалому жеребцу, говорит, мол, твое. И грамотку сует от Тита Варвара. В грамотке, не помню уж в точности, этот еж морской сладенько начинает: так и так, милый варвар, очень мне понравилось с тобой перемогаться на мечах, какое изящество! Вот, коня дарю, ибо нынче ты — защитник Империи, с чем и поздравляю. В конце попросту сказано: надо бы еще разок помахаться, отыграться очень хочется. Ну, понятно.