Тени Бога - Грегори Киз

— Нет! — воскликнул Франклин. — Нет! Нет! — Он вскочил и забегал по комнате, колотя ладонями по стене. — Нет! Нет! — Он резко обернулся к ней. — Ты знаешь, как долго я искал встречи с тем французом, который заставил комету упасть на Землю? Мне казалось, я знаю его. Злой, беспринципный человек, способный на любой безнравственный поступок, для него человеческая жизнь, что для лошади муха, которую она отгоняет хвостом! Ужасный, больной человек, в нем любовь к науке чудовищным образом смешалась с преданностью Сатане. И вот сейчас ты признаешься, что… украла у меня формулу… — Франклин задохнулся и не мог продолжать.

— Фацио был робким и трогательным человеком, — сказала Адриана. — И он не был злодеем. Думаю, после того как Ньютон разорвал с ним отношения, он просто хотел доказать ему свою состоятельность.

Франклин заскрежетал зубами. Слова Адрианы так походили на правду, сколько раз он сам испытывал подобные чувства, когда был учеником Ньютона.

— Людовик Четырнадцатый был старым и больным, он думал, что таким образом спасет Францию. Но и он тоже был обманут.

— Но кто-то же виноват во всем этом! Ведь есть виноватый! — выкрикнул Франклин.

— Кроме нас двоих? В таком случае обвиняйте malakim, в конечном счете мы исполнили их желание. Вопреки легенде не они, а мы их джинны. Что касается меня, то я не заблуждаюсь на свой счет. Мое любопытство и наивная игра в конспирацию погубили мир.

— О боже! — Франклин, заламывая руки, рухнул в кресло. — Как вы можете быть такой… — Он хотел сказать «спокойной и безжалостной», но встретился с ней взглядом, и от муки, которую он в них увидел, его словно волной окатило. У него сдавило горло и защипало в глазах, он весь похолодел, и его заколотила дрожь. Он не мог говорить, он понял, что в этой женщине нет ничего таинственного. Он понял ее суть в тот самый момент, когда увидел ее, но гнал от себя все мысли, потому что, встретившись лицом к лицу с Адрианой де Морней де Моншеврой, он посмотрел в лицо самому себе, той правде, которую он столько лет избегал.

— Надеюсь, — кое-как выговорил Франклин, когда смог связно излагать мысли, — вы напомнили мне все это ради какой-то цели.

— Да, я хочу, чтобы вы разделили со мной кару небесную за то, что мы сделали. Я хочу, чтобы вы помогли мне исправить возможное.

— Именно это я и пытаюсь сделать вместе с вашей подругой Василисой, вашими учениками и Красными Мокасинами.

— Я не доверяю ни Василисе, ни индейцу. А вы им доверяете?

Франклин замялся:

— В общем, нет. В том, как они стремятся к цели, есть что-то… странное. Я вынужден отвергать их предложения.

— Как тогда в Бостоне вы отвергли подозрения, что помогаете плохим людям?

— Уж коли вы затронули этот вопрос, простите… почему я должен доверять вам? Или вы мне?

— Потому что мы поплатились за схожую любовь к науке, совершили одинаковую ошибку и в равной степени грешны.

Франклин нахмурился:

— Что, если все это ложь? Что, если все, что вы мне сейчас сказали, вы узнали от Василисы?

— Вы знаете, что я не лгу, — ответила Адриана.

Конечно, он знал.

— В таком случае с чего начнем? — с трудом выдавил он.

— С того, что произошло с моей рукой… — ответила Адриана.

Оглторп прислушался к отдаленному грохоту пушек. Жители деревни таенса тоже его слышали, и женщины поспешно складывали все ценное, что можно было взять с собой. Небольшая группка старейшин сидела у костра. Они о чем-то переговаривались, или просто пели песню, или читали заклинания, — Оглторп не мог определить на расстоянии.

Снова грохнула пушка.

— Это отряд немцев, — сказал Оглторп. — Час назад я получил донесение: как только противник разгрузит свои корабли, они их сразу же атакуют. Будет им на завтрак горяченькое.

— Благодаря Богу и Бенджамину Франклину у нас есть несколько летательных аппаратов Сведенборга, — сказал Нейрн. — Благодаря им мы знаем окрестности. — Он разлил сидевшим за столом мадеру и, подняв свою кружку, произнес: — За нашего волшебника, Бенджамина Франклина!

Они чокнулись и выпили, все пятеро — Оглторп, Нейрн, их величества короли Филипп и Карл и царь Петр. Правда, последние двое вначале чокаться не хотели, но Карл пересилил неприязнь.

— У меня также есть сведения от Уноки, — продолжал Оглторп. — Он с чокто подобрался к ним с тыла. Их осталось менее пятидесяти, но только вот такие вылазки должны спасти нас сейчас.

— За них, — сказал Карл, и они снова выпили. — Обычно я не пью, — пояснил он. — Но сейчас время особое. Более того, я старею и часто стал делать то, чего у меня раньше даже и в помыслах не было. — Он многозначительно посмотрел на русского царя. — За… всех присутствующих за этим столом. Победа или поражение нас ждет — не знаю, но эту битву мы запомним навсегда.

Царь Петр покачал головой:

— Если проиграем, никого не останется, чтобы помнить.

— Значит, мы должны выиграть. Хочу, чтобы потомки знали, что я свел с тобой счеты.

Лицо царя судорожно дернулось, но, насколько Оглторп заметил, это замечание не вызвало гнева у Петра.

— Возможно, случится так, что враг сам рассудит, кому из нас суждено окончательно одержать верх. — Петр был совершенно спокоен. — Я прибыл сюда нищим. Отряд у меня малочисленный и состоит в основном из личной охраны моей дочери. У меня нет пушек, да и собственного оружия нет. Я бы хотел вступить в чей-нибудь отряд. Это мое желание, но я не прошу об этом.

Слова царя встретили молчанием, никто до конца не верил, что русские под руководством царя будут воевать с русскими из армии Солнечного Мальчика. Наконец Филипп сказал:

— Конечно, сударь, вы окажете мне честь, если будете сражаться вместе с французами.

— Нет. — Все повернулись к Карлу. Его пальцы, сжимавшие кружку, побелели. — Нет, пусть он сражается рядом со мной.

Собравшиеся молча смотрели на Карла. Он неторопливо повернулся к царю:

— Если ты боишься, то я клянусь, это не уловка, чтобы выждать момент и выстрелить тебе в спину. Мне не нужно прибегать к хитростям… мы с тобой оба знаем: в дуэли на шпагах победителем буду я. Шпагой я владею лучше тебя, и Бог на моей стороне. Чтобы разрешить наш спор, нечестно будет прибегать к какому-либо виду оружия. Это мой тебе вызов, царь Петр. Плечом к плечу мы встретим врага, и, как ты сказал, пусть пуля врага разрешит наш спор. А пока я с превеликим удовольствием познакомлю тебя с моими солдатами, которым благодаря тебе пришлось претерпеть столько тягот, но они доказали свою доблесть, и тебе вместе с ними надо будет воевать против тех, кто некогда воевал за тебя. Один из нас должен погибнуть, другой остаться в живых — это очевидно. Выбор я оставляю Всевышнему.