Волчонок - Генри Лайон Олди

Ну что он там копается?

Опцион навел прицел на поручика Ахилло. Зеленоватые, словно подсвеченные «болотными огнями», фигуры людей были предельно четкими. Лица и те можно разглядеть. Чувствительность прицела едва не подвела Гегания. Бандит на балконе курил, глубоко затягиваясь, взмахивая папиросой, словно дирижерской палочкой. В прицеле огонек вспыхивал ослепительной белизной, кометой носился взад-вперед, скрадывая очертания человека. Опцион не был уверен, что уложит часового с первого выстрела. Спасибо карлику — выманил болвана к перилам, заставил выбросить окурок, а тут уж Геганий не оплошал.

Наконец поручик оказался на балконе, а карлик с ловкостью макаки спустился обратно. Опцион проводил взглядом штурмовую группу, втягивающуюся в балконную дверь, и повел прицелом по окнам в поисках целей.

Раздеть убитого оказалось непросто.

Барышень поручику, быстрому в амурах, раздевать доводилось, а вот мертвяков — ни разу. Сняв мундир, он пристроил его на ветку вишни, дабы не испачкать. Оставшись в нательной бязевой рубахе, Ахилло продрог на ветру и одновременно взмок, ворочая грузного покойника. Хорошо еще, чужое оружие запекало раны: одежда убитого была чистой. Поручик не отличался брезгливостью, но измараешься в крови — бандиты заметят.

Меняться с убитым штанами и сапогами Ахилло раздумал. Длиннополая свитка доходила до колен, скрывая обтягивающие чакчиры. А сапоги — они и есть сапоги. Кто их разглядывать станет? Подпоясавшись кушаком, поручик накинул поверх свитки воняющий кислой овчиной полушубок. Сунул за кушак саблю в ножнах и револьвер. Обрез убитого брать не стал: там небось картечь — заложников зацепит. Вместо кивера нахлобучил папаху бандита — поглубже, чтоб завитки меха упали на самые брови.

Порядок!

Взбираться по веревке для поручика было не впервой. Случалось, и по связанным простыням лазили. А тут умница-карла узлов накрутил — плевое дело!

— Вот и я! — Крутнулся, раскинув руки. Каблуком притопнул — любуйтесь, каков башибузук!

Госпожа Метелла, суровая дама, нахмурилась. Белобровый майор кивнул: похож. А карла с ухмылкой оттопырил большой палец.

— Благодарю вас, господин Пак, — тихо сказал майор. — Вы нам очень помогли. Спускайтесь, дальше мы справимся без вас.

Карла без возражений полез через перила.

— Стой! Флягу дай…

Поймав вопросительный взгляд Метеллы, Ахилло пояснил:

— Для убедительности.

Во фляге булькнуло. Карла махнул рукой на прощание — удачи! — и без звука канул во тьму.

— Все готовы? Заходим.

На лестничной площадке было темно хоть глаз выколи. Умный шлем сам переключился в ИК-режим. Впереди возникла зеленоватая фигура Ахилло и контуры перил. По ступенькам поручик спускался, как по трапу парусника в шторм. Его мотало из стороны в сторону, Ахилло отчаянно взмахивал руками, ловя равновесие, но, как ни странно, не падал.

«Артист. — Ливия Метелла держала дистанцию в четыре шага. — Тебе бы в шоу выступать…»

Снизу пробился желтый свет. ИК-картинка вспыхнула, зарябила. Метелла вручную переключила режим: с промежуточной освещенностью шлем справлялся плохо. Словно в подтверждение ее мыслей про шоу, поручик загорланил:

— Загулял я, загулял,

Заплутал в трех сосенках,

Начинаю от рубля,

Продолжаю сотенкой!

Он плясал на ступеньках, шумный, лихой. Только сейчас до обер-декуриона Метеллы дошло: раньше шагов поручика она не слышала, несмотря на все лестничные кунштюки Ахилло.

— Грыць, ты? — окликнули снизу.

— Внимание! — прошелестел в наушниках бас Назона.

Ахилло вопрос проигнорировал. Он был занят важным делом: выводил песню. Или это песня вела поручика?

— Был барыш, стал кураж,

День вокруг божественный,

Ах, возьму на абордаж

Что-нибудь поженственней!

— Пьяная харя! Ты где набрался-то?!

В голосе звучала зависть. Еще один пролет. Сделалось заметно светлее. Стала видна бордовая с желтой каймой дорожка, полированное дерево и затейливая ковка перил. Дорожку пятнали грязные следы. Местами уродливо чернели пропалины, тут же валялись раздавленные окурки.

Даль пуста и синь густа

Над Отчизной нищею,

Как с куста, начну от ста

И продолжу тыщею!

Навстречу затопали шаги. Ливия вскинула руку, подавая знак, и припала на колено у края площадки. Ствол уставился вниз сквозь фигурную прорезь, между чугунными завитками. Только бы поручик не оказался на линии огня! Только бы не заслонил…

— Эй, да ты…

Похоже, поручик спиной чуял Метеллу и ствол ее «Универсала». На ступеньках возник небритый детина в пальто нараспашку. В руках он держал тупорылый автомат. Не прекращая петь, Ахилло качнулся вправо. Луч, посланный Метеллой, прожег бандиту переносицу. Детина еще падал, а поручик уже был рядом, уже придерживал тело, валящееся набок, перехватывал автомат, чтоб не лязгнул о ступеньки.

Полковник Трубячинский сдержал слово. Он прислал лучшего.

— Третий этаж. Приготовиться. Сорок метров до залы, где держат заложников. Входим через три секунды после поручика Ахилло. Метелла, Плиний, Апроний — правый фланг. Тумидус и я — левый. Вы, поручик, — центр. По верху залы идет галерея, там могут быть стрелки. Огонь только прицельный. Не зацепите заложников. Задачи ясны? Вперед!

Гулкий холл украшен лепниной. Наборный паркет под ногами — мореный дуб, не имитация, как в кабинете у военкома. Кофейного цвета стены с орнаментом из стилизованных роз. Высокая двустворчатая дверь с вензелями. Все это было, было! Казино лайнера «Огнедар». А внутри — засада. Нет лишь музыки: арфы и скрипки. Зато сбоку разверзлась пасть древнего лифта. Складная решетка-гармошка» с позолотой, панели красного дерева, ряд кнопок. Теплится матовый плафон под потолком кабины…

Это не учения. Это…

— Свет! — шепчет Метелла.

Ее шепот громом гремит в наушниках.

Две люстры под потолком — виноградные лозы и гроздья. Бронза листьев начищена до блеска. Десятки примитивных лампочек накаливания на белых столбиках — подобие свечей. Метелла права. Лучше входить из темноты в свет, чтобы бандиты не увидели их раньше времени. Марк вскидывает «Универсал»; поручик машет ему: нет!

Ахилло делает два шага к стене.

Щелчок выключателя. Свет гаснет.

Дробный перестук каблуков по паркету.

Ахилло разошелся не на шутку. Кому придет в голову, что штурмовой отрад идет вызволять заложников с песнями и плясками? Гуляем, братва! Однова живем! Грыць Кочумай хлебнул лишку, бросил пост, сучий сын…

— Все портки в петухах,