Изгнанница. Поединок чести - Рикарда Джордан

— Я не знаю, госпожа Лютгарт, это решит мой сын, — наконец сказала она своей старой сопернице. — Вы узнаете его, он вылитый отец. И чересчур благосклонно относится к вашей семье. Так что обратитесь к нему.

С этими словами она последовала за мужчинами с носилками и указала им дорогу к своим прежним покоям. Она выбрала одну из ближайших комнат, сразу над залом. Много лет назад, когда она прибыла в Лауэнштайн, Лютгарт выделила ей эти покои, хоть их близкое расположение к рыцарскому залу причиняло неудобства юной девушке. Но они были уютными и находились близко от входа. Герлин лишь надеялась, что там не поселился какой-нибудь рыцарь Роланда. Однако ее опасения оказались напрасными. Похоже, все мужчины размещались в большом зале — для такого сорта рыцарей было нормально засыпать прямо на месте попойки.

Между тем Дитмар обратился к госпоже Лютгарт и учтиво поприветствовал ее.

— Мне жаль, что вам пришлось терпеть нужду, и я сожалею о смерти вашего супруга. Я был согласен с тем, чтобы вы свободно покинули крепость, но он предпочел рыцарский поединок. Вы должны им гордиться. Вы можете распорядиться, чтобы его гроб установили в часовне для прощания, в монастыре уже об этом знают. Как по мне, можно отслужить панихиду здесь, правда, это зависит от состояния моего приемного отца. Если он не поправится… я велю отвезти тело вашего супруга в Заальфельд.

Лютгарт фыркнула. Она все еще не проронила ни слезинки.

— У какого-то Флориса де Трилльона, разумеется, гораздо больше прав на всенощную в Лауэнштайне, чем у Роланда Орнемюнде.

Дитмар печально посмотрел на нее.

— Да, — просто сказал он. — Но мой приемный отец еще жив. Поэтому пока этот вопрос не стоит. Меня беспокоит кое-что другое, госпожа Лютгарт. Я хотел бы видеть вашу дочь.

Лютгарт истерически расхохоталась.

— Ну так найдите ее сперва, господин рыцарь! — воскликнула она. — Как вы сами сказали, теперь наша крепость ваша.

При этих словах у Рюдигера из Фалькенберга возникли недобрые предчувствия, и он успокоился лишь после того, как осмотрел двор крепости на предмет свежих могил. Ни здесь, ни в часовне не было следов захоронений. А значит, София Орнемюнде не умерла, по крайней мере, не в Лауэнштайне. Однако Рюдигер не счел нужным обыскивать крепость, что как раз делал Дитмар. Он бы лучше подумал, что делать с Лютгарт. Но ведь это касалось Дитмара. Так что Рюдигер занялся расселением рыцарей и подвозом продовольствия. Хоть на этот раз праздновать победу придется без особого размаха, но вином и пивом, а также по крайней мере парочкой быков на вертеле нужно было обеспечить мужчин, они это заслужили.

Между тем из своих укрытий начала выходить немногочисленная прислуга, которая наверняка хотела бы поприветствовать новую хозяйку дома. Рюдигер не видел причины их выгонять. Он велел прислуге и двум оруженосцам забрать провизию из осадной крепости и обрадовался, когда вскоре появились крестьяне их деревни и принесли еду. Но еще больше его растрогал приход деревенского священника и местной травницы. Он указал обоим дорогу к комнате, где находились Герлин и Флорис, и сообщил главе поселения о том, что празднование состоится позже.

— Господин Дитмар устроит пир для всего графства. Но пока… Поймите, сегодня он не сможет принять вас лично. Его приемный отец на смертном одре.

На самом деле мысли Дитмара первое время не занимал Флорис, он в спешке и с беспокойством о Софии вступил в права наследства. Как будто руководствуясь советом Лютгарт, он перевернул весь замок и даже погреба и темницу вверх дном. Возможно, Софию держали взаперти.

Тем временем Герлин поприветствовала священника. Флорис пришел в себя, но, как она и предполагала, он слабел с каждой минутой. Она оставила его с деревенским священником наедине, чтобы он исповедался и принял помазание на смертном одре. В это время Герлин беседовала с травницей, которая все еще помнила рождение Дитмара. Тогда она была рыжеволосой девушкой, сейчас же в ее густых, заплетенных в косы волосах появились первые седые пряди.

— Как ты считаешь, мы можем что-то сделать? — спросила Герлин.

До этого знахарка осторожно осмотрела Флориса. Она покачала головой:

— Нет, госпожа. Возможно, лекарь мог бы помочь… Он понимал кое-что в таких делах, хоть и был евреем. Но я… я принимаю роды и собираю травы, которые уменьшают боль. Иногда еще перевязываю раны от меча. Но это… Мне жаль, госпожа, но я думаю, сегодня ваш супруг предстанет перед нашим Господом.

Как и любая повивальная бабка, эта женщина то и дело крестилась и наверняка не решилась бы на любое необщепринятое лечение. Слишком велика была опасность, что ее признают ведьмой.

Герлин кивнула. Вместе с травницей она тихонько вошла в комнату, где лежал Флорис. Обе помолились с ним и священником. Затем Герлин попросила священника и травницу оставить ее наедине с мужем.

— Я хотела бы побыть с мужем то время, что нам отведено, — просто произнесла она.

Флорис с трудом повернулся к ней лицом.

— Это… Это ты сказала и тогда, — прошептал он. — Когда… Когда умер Дитрих. Что ты говорила ему, чем вы занимались, когда…

Герлин потерла глаза.

— Я не хочу думать сейчас о Дитрихе. И об этой проклятой крепости, которая украла его у меня. И теперь она крадет у меня и тебя! Как бы я хотела никогда не видеть Лауэнштайн, я… — Она расплакалась.

Флорис нащупал ее руку.

— Нет, Герлин… Крепость не проклята… Только подумай… Вспомни наш поцелуй… Разве не здесь ты влюбилась в меня? Разве мы не были счастливы… хоть у тебя… тогда был Дитрих? Он был таким славным юношей.

Герлин улыбнулась сквозь слезы. На самом деле к Дитриху она питала скорее материнские чувства. И Флорис был прав. В Лауэнштайне она не была несчастна.

— Я рассказывала ему истории, — тихо произнесла она. — Дитриху… В часы, когда он умирал. Я клялась ему в любви.

Флорис с трудом поднес руку Герлин к губам.

— Так сделай то же и для меня, — едва слышно прошептал он. — Обними меня и расскажи мне… о нашей любви. И открой окна, дорогая. Я хочу… Я хочу еще раз увидеть улыбку Господа.

Флорис умер около полуночи, когда свет полной луны падал на его постель. Герлин обняла его и поцеловала в лоб, когда он наконец испустил последний вздох. Затем она встала, чтобы закрыть ставни на окнах. Сейчас ей нужно было выйти, чтобы распорядиться установить гроб с телом Флориса в часовне для панихиды… Она надеялась, что священник еще не уехал, рассчитывала, что Рюдигер попросил его остаться. В рыцарском зале шло застолье. Не такое шумное, как днем, но с каждым глотком вина рыцари становились все развязней. Они привыкли к смерти. Несомненно, они сожалели о потере, но никто не станет скорбеть о Флорисе долго.

Герлин не удалось в одиночестве предаться горю. Когда она открывала дверь комнаты, Дитмар бросился к ней.

— Матушка… Матушка, я не знал, где вы, я не мог найти вас сразу. Как он, матушка? Как Флорис?