Кукловоды. Дверь в Лето - Роберт Хайнлайн

Она видела, как титанцы захватили колонию, как ее родители превратились в зомби, которые вдруг потеряли к ней всякий интерес. Очевидно, паразиты не использовали Мэри в качестве носителя или же попробовали и отпустили, решив, что слабенькая девочка-несмышленыш ни на что не годится. Так или иначе, она целую вечность – в ее детском восприятии – оставалась в захваченном поселении: забытая, никому не нужная, без ласки и заботы. Правда, ее не трогали, позволяя, как мышке, добывать пропитание на помойке. Титанцы, судя по всему, собирались закрепиться на Венере: в качестве рабов они использовали в основном венерианцев, а колонисты-земляне большой роли в их планах не играли. Но Мэри присутствовала при том, как ее родителей помещали в анабиотический контейнер. Для планируемого вторжения на Землю? Возможно, но кто их знает.

В конце концов она и сама оказалась в таком контейнере. Либо на корабле титанцев, либо на их венерианской базе. Скорее всего, последнее, поскольку после пробуждения она все еще была на Венере. Тут в ее истории много неясностей. Неизвестно, например, отличались ли паразиты для венерианцев от тех, что управляли колонистами-землянами. Возможно, нет: жизнь на Земле и на Венере имеет одинаковую углеродно-кислородную основу. Судя по всему, способности паразитов изменяться и приспосабливаться к окружающей среде безграничны, однако им приходится подстраиваться под биохимию носителя. Если бы жизнь на Венере имела кремний-кислородную основу – как на Марсе – или фторовую, одни и те же паразиты не смогли бы использовать и венерианцев, и людей.

Но важнее всего было то, что случилось с Мэри после извлечения из «инкубатора». Планы титанцев захватить Венеру провалились, – во всяком случае, она застала последние дни господства паразитов. Почти наверняка, вытащив ее из контейнера, пришельцы подсадили ей хозяина, но Мэри пережила своего слизняка.

Почему он умер? Почему провалились планы титанцев? Именно это и пытались узнать Старик с доктором Стилтоном, выискивая ответы в памяти Мэри.

* * *

– И это все? – спросил я.

– А по-твоему, мало? – ответил Старик.

– Да тут больше вопросов, чем ответов! – фыркнул я.

– На самом деле их еще больше, – сказал он. – Их гораздо больше. Но ты не специалист по Венере и не психолог, так что твое мнение никого не интересует. Я рассказал тебе, что знаю, только для того, чтобы ты понял, зачем нам нужна Мэри, и ни о чем ее не расспрашивал. Будь с ней поласковей, сын, на ее долю и так выпало слишком много горя.

Совет я пропустил мимо ушей, решив, что с женой мы поладим без посторонней помощи.

– Чего я не могу понять, так это как ты догадался, что Мэри имеет какое-то отношение к летающим тарелкам, – сказал я. – Надо думать, тогда в Айову ты тоже взял ее с собой не случайно. И оказался прав. Но как тебе это удалось? Только не надо мне вешать лапшу на уши.

– Сынок, у тебя бывают предчувствия? – озадаченно спросил он.

– Еще бы!

– А что такое предчувствие?

– А? Видимо, ничем на первый взгляд не подкрепленная уверенность в том, что какое-то событие произойдет или не произойдет.

– Очень сырая формулировка, сынок. Я бы сказал, это результат подсознательного осмысления данных, о наличии которых ты даже не подозреваешь.

– Черная кошка в темном угольном погребе в полночь. У тебя не было вообще никаких данных. И не пытайся меня уверить, что твое подсознание обрабатывает информацию, которую ты получишь только на следующей неделе.

– Ха, но данные-то у меня как раз были!

– Как это?

– Ты помнишь последнюю процедуру, которой подвергается кандидат перед зачислением в наш Отдел?

– Личное собеседование с тобой.

– Нет, не то.

– А! Гипноанализ! – Я забыл об этом по той простой причине, что объект и не должен помнить сеанс гипноанализа. Его проводят во сне, когда вы этого не ожидаете, и вы благополучно спите всю процедуру. – Ты хочешь сказать, что знал что-то о Мэри еще тогда? Значит, это не предчувствие?

– Тоже неверно. Тогда я получил очень мало данных – в памяти Мэри стоит очень сильная защита. Кроме того, я успел забыть то немногое, что удалось узнать. Но я сразу понял, что Мэри должна быть на этом задании. Позже я прослушал пленку с ее гипноинтервью еще раз и только тогда понял, что она может знать гораздо больше. Первая попытка ничего не дала. Но я уже не сомневался, что Мэри сможет рассказать что-то еще.

Я задумался.

– Веселую жизнь ты ей устроил, чтобы добраться до этой информации.

– Ничего другого мне не оставалось. Извини.

– Ладно, проехали. – Я помолчал, затем спросил: – Слушай, а что было в моем гипноинтервью?

– Это был неправильный вопрос.

– Чушь!

– И я не мог бы тебе рассказать, даже если бы захотел. Я его просто не слушал, сынок.

– Как это?

– Распорядился, чтобы пленку прослушал мой заместитель. Он сказал, что для меня там нет ничего интересного. Я и не стал слушать.

– Даже так? Что ж, спасибо.

Он только хмыкнул в ответ, но я вдруг почувствовал, что мы стали ближе, чем были долгое время. Мы с ним вечно ставим друг друга в неловкое положение.

Паразиты на Венере умерли от какой-то болезни, которую они там подцепили, – в этом, по крайней мере, мы почти не сомневались. Поначалу Старик рассчитывал вытащить из летающей тарелки тех людей, что плавали в анабиотических контейнерах, оживить их и допросить, но теперь мы вряд ли могли надеяться, что быстро получим подтверждение: пока Старик рассказывал мне о Мэри, из Пасс-Кристиана сообщили, что Рекстон все-таки приказал сбросить бомбу на летающую тарелку, чтобы она не досталась титанцам. И другого случая получить информацию из первых рук у нас, видимо, не будет.

Что ж, тот шанс был упущен, так что ответы оставалось искать только у Мэри. Если какая-то инфекция, специфичная для Венеры, оказалась фатальной для слизняков, но несмертельной для людей – Мэри, во всяком случае, выжила, – тогда нам оставалось проверить их все и определить, что это за болезнь. Хорошенькое дело! Все равно что проверить каждую песчинку на пляже, чтобы отыскать единственную с квадратными гранями.

Дело упрощалось тем, что не нужно было проверять венерианские болезни, которые, как известно, смертельны для землян. Возможно, искомая зараза была из их числа, но тогда это не имело для нас значения: с тем же успехом мы могли бы использовать оспу. Однако список венерианских болезней, которые не смертельны для человека, а вызывают только легкое недомогание, просто огромен. С точки зрения венерианских микробов мы, видимо, не слишком съедобны. Если, конечно, у них есть точка зрения, в чем я лично сомневаюсь, что бы там ни говорил доктор Макилвейн.

Проблема осложнялась тем, что на Земле хранилось весьма ограниченное число живых культур болезнетворных микроорганизмов Венеры, то есть песчинки, которую мы искали, возможно, и не было на этом пляже. Безусловно, упущение можно было поправить – но лет этак за сто дополнительных исследований и изысканий на чужой планете.