Стрелок. Путь на Балканы - Иван Оченков

Грек внимательно посмотрел на монеты и пренебрежительно скривил губы.

— Турецкие пиастры?

— Нет, блин, монгольские тугрики!

— Господа, а нет ли у вас франков?

— А эти что тебе, не серебряные?

— О, вы себе не представляете, из какого дерьма султан Абдул-Гамид чеканит свои деньги! Хорошо если там хотя бы половина доброго серебра.

— Сколько добавить?

— Понимаете…

— Понимаю, — покивал Дмитрий головой и вытащил из кармана серебряную папиросочицу, — сдача будет?

— Это хорошая вещь, — уважительно поцокал языком маркитант, — в другое время я дал бы вам за нее лучшую цену, однако сейчас все так дорожает…

— Где-то у меня еще динамитная шашка завалялась, — задумчиво заметил Будищев, и это последнее предложение решило исход дела.

— Ну что вы, господа военные, — залебезил Теодоризис, — принимать вас — большая честь для бедного грека, так что этого хватит. Хоть и себе в убыток, да только ведь вы воюете за свободу для балканских христиан, так могу ли я вам в чем отказать!

Нагруженные свертками они вышли вон, где их шумно приветствовали заждавшиеся товарищи.

— Пойдемте-ка, за тот бугор, — деловито сказал Галеев, — и недалеко и от чужих глаз подальше!

Расположившись за невысоким холмиком, друзья немедля воздали должное угощению. Выпили за новоиспеченного георгиевского кавалера, за здоровье спасенного им от верной гибели унтера, не забыли, конечно, и про государя-императора с наследником-цесаревичем, тем более что последний совсем недавно удостоил их своим посещением.

— Эх, бедовый ты парень, Митька, — захмелевшим голосом, повторил Северьян, обняв Будищева. — Я бы вот, ни в жисть, не решился бы эдак с великим князем разговаривать, а тебе хоть бы хны!

— Да чего ты, — помотал головой Дмитрий, — он нормальный мужик и все правильно воспринял!

— Ты чего, паря, — изумился унтер, — кого мужиком обозвал?

— А что, не мужик что ли?

— Мужики это мы с тобой — крестьяне! — назидательно заявил Галеев, — вольноперы наши и те барчуки. А он — цельный наследник престола, понимать надо! Не дай бог, какая паскуда услыхала, как ты его назвал, греха бы не обобрались!

— Ладно тебе, завелся, давай лучше выпьем!

— Давай, — взялся за чарку Северьян, а затем снова наклонился к Дмитрию. — А у тебя правда динамит есть?

— Да откуда, — засмеялся тот, — так припугнул, а то борзеть начал, ханыга!

— Это правильно!

С другой стороны от Будищева сидел Штерн и тоже донимал разговорами.

— Друг мой, — с пьяной улыбкой говорил он, — нет никакого сомнения, что вы действительно ниспосланы нам грядущим или может быть провидением, не знаю! Но то, что без вас нам пришлось бы намного хуже в последнем бою, это совершенно очевидно!

— В крайнем, — машинально поправил его Дмитрий.

— Что, простите?

— Не говори "последним" — примета фиговая!

— Вздор! Предрассудки! — замотал головой Николаша. — Человек сам кузнец своей судьбы и то, что предначертано свыше, ему не дано изменить!

— Кажется, вы несете ерунду, — заметил Гаршин, — выпивший меньше других и потому сохранивший способность соображать.

— Когда кажется, надо креститься, — хмыкнул Будищев, — а Колька совершенно точно гонит. Походу ему уже хватит!

— Да и нам, пожалуй, — вздохнул Галеев и приподнял штоф. — Сейчас разольем на посошок, да и пойдем к своим. Война еще не кончилась.

— Ничего подобного, — замотал головой Штерн, — я сейчас пойду к маркитанту и возьму еще. У меня есть кредит, так что он не откажет!

— Семен, — подозвал Анохина Дмитрий, — слушай боевую задачу! Хватай вольнопера и никуда не пускай и, самое главное, не слушай, а то он тебя плохому научит! Усек?

— Слушаю, господин ефрейтор, — закивал головой здоровяк, — не извольте сомневаться, доставлю барчука до палатки в лучшем виде!

— Ну, вот и ладушки, а теперь давайте хряпнем и будем расходиться, а то поздно уже!

Покончив с выпивкой и закуской, приятели собрались и, подхватив винтовки, потопали к лагерю, где простившись, разошлись по своим ротам. Увы, Дмитрий совершенно напрасно понадеялся на Анохина. Пока они возвращались, беседуя с Гаршиным, перебравший Штерн вырвался из рук провожатого и пошел-таки за добавкой.

Как это часто бывает с перебравшими людьми, ему казалось, что надо выпить еще чуть-чуть и станет совсем хорошо. Теодоризис его действительно знал и охотно кредитовал вольноопределяющегося бутылкой водки. Сообразив, что приятели уже ушли, Николаша страшно огорчился, однако делать было нечего и он, отхлебнув прямо из горлышка изрядный глоток, побрел к лагерю, на свою беду совершенно перепутав направление в темноте. Дальнейшее он помнил смутно. Долго брел, спотыкался, падал, затем снова вставал, и наконец, выбившись из сил, пристроился спать в каких-то кустах.

Когда Штерн проснулся, солнце стояло довольно таки высоко. Переполненный мочевой пузырь настойчиво напоминал вольноопределяющемуся о его вчерашней невоздержанности и Николай первым делом бросился расстегивать шаровары.

Облегчившись, он обернулся и тут же похолодел. Совсем рядом с ним разворачивалась турецкая цепь, очевидно, готовящаяся напасть на их лагерь, а немного вдалеке гарцевали кавалеристы. Хуже всего было то, что нигде не было видно русских часовых и потому некому было предупредить своих о грозящей им опасности. Но по счастью, в своих пьяных странствиях, он не потерял винтовку и потому оставался шанс поднять тревогу, хотя бы и пожертвовав собой.

Ни секунды не сомневаясь, Штерн зарядил свою "крынку" и тщательно прицелившись, спустил курок. Увы, руки его дрожали после вчерашнего, и пуля прошла мимо. Зато звук выстрела привлек внимание вражеских всадников, и они толпой поскакали к одинокому русскому пехотинцу. Башибузуки, — похолодев, подумал Николай, когда увидел что они одеты в черкески. Таким в плен лучше не попадать и потому он принялся выпускать в них пулю за пулей, надеясь, что они убьют его в бою, а не замучат, если он сдастся.

Черкесы не стали лезть на рожон, а, положив своих коней набок, принялись вести ответный огонь, прикрываясь их тушами. Перестрелка длилась еще некоторое время, но как оказалось, это была лишь уловка со стороны противника. Пока одни отвлекали одинокого стрелка, другие обошли его с тыла и, накинувшись со спины, обезоружили и сбили с ног. Штерн отчаянно отбивался, скинул одного из нападавших, но остальные недолго думая скрутили его кожаными ремнями, лишив, таким образом, возможности сопротивляться. Наконец, управившись со строптивым пленником, один из них принюхался к нему и со смехом воскликнул:

— Тю, ваше благородие, так вин же в димину пьяний, падлюка!

К счастью, ни одна пуля, выпущенная Николаем, не достигла цели, ибо захватившие его черкесы, оказались нашими казаками, а неприятельская пехота — аванпостною цепью Софийского полка.