Код Розы - Кейт Куинн

и вижу, как взлетают твои брови. (Так оно и было.) Мне всегда необходимо пройтись на исходе ночи, какая бы ни была погода, а ты спала так крепко, что я не решился тебя будить. Между прочим, ты храпишь. Это совершенно очаровательно. Можешь не спеша принять ванну, а я принесу тебе гренки.

Ф.

P. S. Не спрашиваю его имени, если тебе не хочется говорить, но предполагаю, что он тебя каким-то образом обидел.

Маб помедлила, подавляя мгновенную реакцию, желание закрыть тему навсегда. Она никогда ни с кем не говорила ни о Джеффе Ирвинге, ни о его мерзких дружках, ни о той чудовищной ночи. Неужели по ней настолько заметно, что кто-то…

Да, наверное, так и есть. Если присмотреться.

Но произнести эти слова вслух, вытолкнуть их изо рта… нет, она не сможет. «Да пожалуй, и не нужно», – подумалось ей вдруг. Взгляд упал на стопку гостиничной писчей бумаги.

Милый Фрэнсис. – Маб не могла себя заставить называть его “дорогой”, это звучало неестественно. После долгих раздумий она наконец написала:

Да, обидел.

И вовсе я не храплю.

М.

Она намыливала голову, сидя в ванне, когда за дверью послышались его шаги. Он зашелестел бумагой, а она так и застыла, обхватив руками колени, и вода стекала с волос на ее голую спину. Минуту спустя под дверью, на щербатом черно-белом кафельном полу ванной, появился сложенный листок. Она дотянулась до него и подняла.

Так я и думал. Не стану больше об этом упоминать, если тебе не хочется. Нет, ты действительно храпишь, но очень изящно. Я думаю, Джейн Эйр храпела бы так же.

Ф.

Улыбаясь, Маб выбралась из ванны и завернулась в полотенце. Вытерев руки, порылась в косметичке и отыскала огрызок карандаша для бровей. Косметика по военным временам доставалась слишком тяжело, чтобы изводить ее попусту, но она не смогла удержаться, нацарапала ответ и протолкнула его под дверь, чувствуя, как почему-то бешено колотится сердце.

Пытаешься произвести впечатление, ссылаясь на книжки, которых даже не читал? В жизни не встречала мужчины, который прочел хоть один роман сестер Бронте. Слышал бы ты, как ныли ребята из Безумных Шляпников по поводу «Джейн Эйр».

М.

По ту сторону двери раздалось фырканье. Она неспешно промокнула волосы полотенцем, вставила на место противозачаточную штучку. Когда из-под двери снова выползла бумага, ее сердце подпрыгнуло.

Я очень даже читал «Джейн Эйр»! Хочешь, заведем однажды собаку по кличке Пилот, как у мистера Рочестера?

Ф.

Да.

М.

Маб вышла из ванной, завернувшись в полотенце, и увидела Фрэнсиса за письменным столом; он что-то писал, рядом остывала подставка с гренками. Воротник его рубашки был расстегнут, в волосах сверкали капли дождя. Он поднял голову, улыбнулся, уронил ручку в тот же миг, когда Маб уронила полотенце, и они снова бросились друг к другу. Не отрывая своих губ от ее, он посадил Маб на край стола. Она издала протестующий звук – все это происходило слишком далеко от кровати, да еще и на такой высоте от пола. Ей было неуютно. Пришлось крепко к нему прижаться, чтобы не свалиться; руками она обвила его шею, ногами – талию.

– Я тебя держу, – прошептал он ей прямо в ухо. – Можешь биться сколько хочешь, я не дам тебе упасть.

Ее руки и ноги переплелись с его ногами и руками, как лоза, просунутые под ее бедра ладони мужа не давали ей соскользнуть со стола, а в конце она так дрожала, что едва могла держаться прямо. Фрэнсис смущенно потрогал красное пятно у нее на груди и затем потер свою отросшую за день щетину.

– Забыл побриться сегодня утром, – извинился он. – Холостяцкая привычка, пора отвыкать.

Он намыливал щеки над раковиной в ванной, босой, в одних брюках и подтяжках, когда Маб закрыла дверь лишь ради того, чтобы просунуть под нее записку.

Пообедаем?

Впервые с тех пор, как она познакомилась в Фрэнсисом Греем, она услышала его смех.

На другой день Маб села на поезд. Дождь шел весь уик-энд напролет, и за все это время она и шагу не сделала за порог комнаты. Она ела то, что Фрэнсис приносил от хозяйки гостиницы, которую Маб так и не увидела; добралась до половины «По ком звонит колокол» (выбор Безумных Шляпников на следующую неделю, поскольку, похоже, все мужчины, за исключением ее мужа, отказывались читать «Джейн Эйр»), пока Фрэнсис совершал свои утренние прогулки; занималась с ним любовью, когда он возвращался; получала от него записки и отправляла свои, соперничая с мужем в том, кто произнесет меньше и напишет больше, а потом они снова любили друг друга. На перроне он молчал, лишь взял ее руки в свои, перевернул и поцеловал каждую ладонь.

– А ты не возвращаешься в Лондон? – спросила Маб наконец.

– Сначала придется съездить в Лидс по делам, – ответил он с полуулыбкой. – Увидимся, когда звезды снова встанут как надо и нам выпадут еще одни выходные, моя красавица.

Кто знает, когда это будет. Маб страстно его поцеловала – с облегчением или с огорчением? Она сама не знала толком. Никогда еще она не испытывала чувства, что ее настолько вывернули наизнанку и перевернули с ног на голову. Она даже с некоторой радостью думала о безумном ритме работы в БП и о полуночных кружках «Овалтина»: по крайней мере, в этом не было ничего неожиданного, выбивающего ее из колеи. И все же Маб хотелось остаться со своим молчаливым мужем, чтобы увидеть, куда он поведет ее дальше.

Лишь устроившись в купе, Маб нашла в кармане пальто незаметно подсунутое Фрэнсисом письмо.

Моя милая девочка, пока я пишу эти строки, ты еще спишь. Тебе хотелось бы знать, почему по ночам я курю и гляжу в окно, не так ли? Дело в том, что с тех пор, как я вернулся домой из окопов в девятнадцатом году, я еще ни разу не спал дольше четырех часов кряду. Раньше я метался, кричал, у меня были странные видения и сны, но со временем обнаружил, что сигарета и открытое окно помогают мне лучше всего – и еще прогулка на рассвете, чтобы сбросить морок. Не могу сказать, что это меня полностью успокаивает, слишком уж старая и латаная я посудина, но, по крайней мере, после этого посудина весь день не протекает.

Ну вот, теперь ты все знаешь. Тебя ведь это правда беспокоило, не так ли?