Флот вторжения - Гарри Тертлдав

До еврейского квартала нужно было пройти еще километра два. Длинное пальто Русси не было застегнуто, но, следуя мимо развалин стены, которая когда-то огораживала границы бывшего гетто, он почувствовал, что вспотел. «Если Золрааг считает нынешнюю погоду прохладной, дадим ему подождать до января», — подумал Мойше.

— Реббе Мойше! — Какой-то торговец, кативший тележку с турнепсом, остановился и приподнял матерчатую шапочку.

— Реббе Мойше! — улыбнулась хорошенькая девочка лет тринадцати. Она была немножко бледной, но огонек голода уже не светился в ее глазах.

— Реббе Мойше!

Приветствия нравились Русси и напоминали о том, что он стал здесь важной персоной. Он степенно ответил на каждое из них. «Был бы сейчас жив каждый из поздоровавшихся, — подумал Мойше, — если бы не пришли ящеры? И если да, то сколько бы им еще удалось протянуть? Интересно, а сколько бы я сам смог протянуть? Я решил помочь ящерам, надеясь, что они помогут моему народу. Они помогли, и мы были спасены. И что я получил за это? Только клеймо лжеца, предателя и ренегата?»

Мойше попытался сказать себе, что ему все равно, ведь признание варшавских евреев, тех, кто знает правду, значит несравненно больше, чем мнение остального мира. Это одновременно было и правильно, и неправильно. Подвернись шанс, и он предпочел бы сотрудничать с любыми людьми — за исключением немцев, — сражаясь против пришельцев из другого мира. Перед лицом нацистов ящеры казались выгодной сделкой. Они действительно были выгодной сделкой. И все же Мойше иногда приходило в голову, что лучше бы он ее не заключал.

Эти мысли мигом улетучились, когда Русси завернул за угол и увидел Мордехая Анелевича. Молодой командир еврейских бойцов шел в окружении нескольких своих людей. Все они были вооружены и одеты в поношенную смесь военной формы и гражданской одежды, которую Русси доводилось видеть и на других бойцах. У самого Анелевича оружия не было. Хотя он был одет в такую же рвань, как и его соратники, уверенная поступь и дистанция, которую держали вокруг него, говорили о значимости этого человека.

— Добрый день, реббе Мойше! Как прошла встреча с губернатором ящеров?

— Довольно неплохо, — ответил Русси. — Правда, он пожаловался, что погода для него слишком прохладная.

— Неужели? — удивился Анелевич. — Через несколько месяцев он будет жаловаться сильнее, это факт. Что еще он говорил?

— Похоже, что надеяться на скорое увеличение норм продовольствия нам не приходится. Передо мной у Золраага был Бор-Коморовский. Его не особо радует даже то, сколько продуктов мы получаем теперь.

— Скверно, — снова произнес Анелевич. — Однако об этом стоило узнать, и удивляться тут нечему. А что Его Ящерово Величество изволило сказать насчет нацистских сволочей, которые не смогли бежать достаточно быстро, когда их вышвыривали отсюда? Он уже решил, что намерен с ними сделать?

— Он спрашивал меня, что я думаю по этому поводу, — сказал Русси.

— И каков был ваш ответ?

Прежде чем ответить, Русси глубоко вздохнул:

— Я сказал ему, что, если бы решение зависело от меня, я бы обращался с ними как с обычными военнопленными. — Услышав эти слова, почти все бойцы буквально зарычали.

Не обращая на них внимания, Мойше продолжал: — Это выбило бы козыри из рук немецкой пропаганды. Кроме того, если мы будем обращаться с ними так, как они обращались с нами, чем же мы тогда лучше их?

— Они мучили и уничтожали нас ради забавы. Когда мы поступим с ними так же, это будет возмездие, — сказал Анелевич с тем преувеличенным терпением, с которым объясняют что-либо четырехлетнему ребенку. — Вы что, реббе Мойше, хотите быть образцовым евреем гетто? Тем, который никогда не дает сдачи, что бы ему ни делали? Каково было мнение Золраага, когда вы сказали ему об этом?

Русси обнаружил, что стоять перед вооруженными еврейскими головорезами ненамного легче, чем перед немецкими:

— Если я его правильно понял, он подумал, что я выжил из ума, — признался Русси.

— Наверное, чертов ящер попал в точку. — Анелевич наградил его далеко не благосклонной улыбкой.

Москва! Прошлой зимой немецкие войска из пригородов русской столицы видели шпили Кремля. Ближе никому подойти не удалось, а затем в результате яростного сражения немцев и вовсе отбросили от Москвы. И вот теперь Генрих Егер свободно шел по улицам, на которые так и не удалось ступить вермахту. Шедший рядом с ним Георг Шульц вертел головой по сторонам, что делал каждый день по дороге в Кремль и обратно.

— С трудом верится, что Москва почти не пострадала. Мы бомбили ее, потом ящеры — а она стоит, — сказал Шульц.

— Это же большой город, — ответил Егер. — Он может перенести массу налетов, и это не будет особо бросаться в глаза. Большие города трудно разрушить, если только…

Голос майора дрогнул. Он уже видел снимки уничтоженного Берлина. Лучше бы их не видеть.

На них с Шульцем были мешковатые гражданские костюмы устаревшего фасона, сшитые из дешевой ткани. В Германии Егер постыдился бы напялить подобное одеяние. Однако здесь эта одежда помогала не выделяться из общей массы, чему он только радовался. В форме танковых войск он едва ли чувствовал бы себя в безопасности. Если на Украине танковые части кое-где встречали как освободителей, в Москве немцы оставались врагами даже после появления ящеров.

Шульц указал на плакат, приклеенный к кирпичной стене:

— Герр майор, можете прочитать, что там написано? Егер теперь знал русский лучше, чем прежде, но все же назвать свои знания хорошими не мог. Разбирая одну русскую букву за другой, он по слогам прочел надпись.

— Одно слово я понял: смерть, — сказал он. — А что значит второе, не знаю. Наверное, что-то связанное с нами.

— И что-то отвратительное. — согласился Шульц.

Плакат изображал маленькую девочки с косичками, которая мертвой лежала на полу Рядом валялась кукла. Кровавый след приковывал взгляд к сапогу уходящего солдата, на каблуке которого была изображена фашистская свастика.

До того как попасть в Москву Егер был убежден до корней волос, если бы не вторжение ящеров, вермахт непременно разбил бы в этом году Красную Армию. Теперь он сомневался, хотя и не высказывал этого вслух Дело было не в том, что Россия по своим размерам намного превосходила Германию: он и раньше знал об этом. Несмотря на упорное сопротивление советских войск, прежде Егер не верил, что русский народ столь же твердо сплочен вокруг Сталина, как немцы — вокруг Гитлера. Ныне он убедился в своей неправоте, и эта мысль тревожила его.

Его ботинки стучали по брусчатке Красной площади. Немцы планировали провести здесь Парад Победы, приуроченный по времени к годовщине большевистской революции. Парад не состоялся. То есть состоялся, но то был Парад Красной Армии. Часовые по-прежнему расхаживали взад-вперед вдоль кремлевской стены, чеканя шаг.