Хочу тебя любить - Елена Тодорова

Ты еще помнишь себя до меня?

© Варвара Любомирова

– Каждый раз, когда я тебя вижу… – шепчу задушенно, касаясь губами горячей кожи под его подбородком – мое любимое место. Так бы и осталась. Навсегда. – Каждый раз мне кажется, что я умираю.

По всему телу носятся мурашки, но внутри мне очень жарко становится.

– Оживай, – сильный разнотональный голос Бойки дрожит почти так же, как и мой. Руки крепче стискивают. Прижимают, как самое дорогое. Я его – с той же силой. – Родная.

Вбираю его тепло, запах, эмоции. Все, что дает. Долго с места сдвинуться не можем, просто потому что не способны разлепиться. Стоим и вжимаемся друг в друга. Нигде, ни с кем и никогда мне не будет лучше.

– Ты без куртки, что ли? – с опозданием замечает Кир.

Понимаю, у меня самой мозг выдает торможение.

– Не хотела светиться на камерах. В толстовке не так выделяясь.

– Пошли скорей тогда.

Как только нам удается разъединиться, бежим в машину. Но и там, едва двери закрываются, устремляемся друг к другу. Бойка тянет меня через консоль к себе на колени. Я, роняя тапки, подаюсь и обхватываю его ногами.

– Как у тебя дела? – спрашивает, рыская по моему лицу взглядом.

Его это действительно волнует. Возможно, даже беспокоит. Считываю, так как сама точно так же о нем беспокоюсь.

– Все хорошо, – выдыхаю, не прекращая гладить его руками. Лоб, брови, скулы, подбородок. Впитываю визуально и тактильно. – А у тебя?

– Тоже порядок, – говорит, не отрывая от меня взгляда. Как же он смотрит! Обжигает не похотью, а сумасшедшей потребностью. Я содрогаюсь и плыву. – Скучал. Пиздец. Пиздец. Люблю, – рубит отрывисто.

– И я тебя люблю, Кирилл. Очень-очень сильно. Все время думаю о тебе… Только о тебе! Ночью и днем.

– Так же, Центурион, – сипло выдыхает Бойка. – У меня так же. До потери пульса, киса… Моя киса… Родная…

Последнее почти в губы мне выдыхает, но еще не целует.

– Твой отец… Козел… Прости… – шепчу быстро, чтобы успеть поделиться последними новостями. – Придумал вдруг, чтобы я взяла вашу фамилию. Семью укрепляет, представляешь?!

Кир замирает. Всем телом напрягается и даже меня чересчур сильно сжимает.

– Не вздумай, – высекает жестко. – Слышишь меня? Не смей так делать! Бойко станешь только через меня, – заявляет со своей характерной упертостью.

Такой накал выдает, кажется, что даже воздух трещит.

– В каком смысле? – теряюсь я.

– В том самом.

Догадываюсь, конечно, к чему ведет. И вдруг так смущаюсь, что больше ничего уточнять не решаюсь. Радость не просто грудь затапливает, всю меня охватывает.

– Ты, наверное, меня тоже очень-очень любишь, – выдыхаю, как только удается восстановить дыхание.

– Ты еще сомневаешься? – кажется, что сердится.

– Иногда.

– Не сомневайся, – требует в своей обычной манере. – Никогда.

– Постараюсь… Буду стараться, Кир… Буду… А ты… Поцелуй меня, пожалуйста… Ну же… Пожалуйста…

Бойка сокращает расстояние. Невесомо трется своими губами о мои – ласкается. А потом прижимается и замирает. Перекачивая этим контактом все свои чувства в меня. Я принимаю. В груди все горит, колышется и потрескивает – просыпается жар-птица.

– Целуй же меня, умоляю… – шепчу, как только натиск слабнет, и между нами вклинивается воздух. Скольжу ладонями по затылку, прочесываю пальцами короткий ежик. – Умоляю, Кир…

Он издает какой-то сдавленный и хриплый звук, гладит руками мои плечи, забирается в волосы, сжимает и, конечно же, целует. Первые рывки, как всегда, жадные и бесконтрольные. Никакой пошлости. Такие ласки не ведут к сексу. Так выражается жгучая тоска и утоляется отчаянная потребность. Нас разрывает от боли и скручивает от удовольствия. Долгие минуты больше ничего и не надо. Только ощущать вкус, кружить языками, заявлять свои права, ласкаться. Лишь многим-многим позже этого становится недостаточно. Тогда руки забираются под одежду, прикасаемся уже интимно.

«Киса, ты же меня сама никогда не трогала… Член мой не трогала… Никогда не трогала… Почему?»

Долго в голове сидели эти слова Бойки. Наверное, все две недели то и дело всплывали. Пыталась понять, почему не прикасалась никогда так, как он говорит. Кроме той одуряющей, несколько странной близости перед аварией, когда Кир схватил мою руку и буквально заставил себя трогать, действительно не приближалась к нему там... Гладила плечи, грудь, руки, пресс, но ниже не спускалась. Он всегда все делал сам. Мне было достаточно чувствовать его внутри себя. Но после этих вопросов задумалась и поймала себя на том, что хотела бы потрогать. С каждым днем разгоралась эта потребность. Я… Представляя это, я даже ласкала себя. Удовольствие было таким сильным, что стало почти навязчивым. Поэтому сегодня, едва Кир сдвигает водительское кресло назад, тянусь к его ремню. Отщелкиваю, выпрямляю, быстро высвобождаю пуговицу и вжикаю молнией. С горящим в груди сердцем вслушиваюсь в то, как Бойка громко и отрывисто дышит, а потом, когда дело доходит до белья, резко прекращает. В глаза ему смотреть пока смущаюсь, прижимаюсь щекой к его щеке и скольжу ладонью в боксеры. Пауза в легочной вентиляции обрывается – вместе надсадно вдыхаем. А секундой позже, когда естественное кислородное голодание утолено, так же в унисон протяжно стонем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Тебе нравится? – шепчу я.

– Очень, – его выдох вибрирует на моих губах. Мне так жарко и щекотно становится, что приходится кусать их, чтобы унять этот зуд. – А тебе? Тебе нравится?

– Очень, – повторяю я. – Ты… Твой… Такой горячий… Нежный… Твердый…

– Для тебя… – хрипит Бойка и снова захватывает мой рот.

Правда, долго целоваться не получается. Наверное, его накрывает удовольствие. Дрожит мой Бойка. Разрывая поцелуй, шумно выдыхает.

– Будешь сверху? – вопрос застревает в моем сознании, потому что, сжимая мой затылок, Кир бросается покрывать жадными, влажными поцелуями мою шею.

– Попробую… – отвечаю, как только доходит, чего он от меня хочет.

– Я буду помогать… Снимай штаны… Ох, блядь… – резко шипит на очередном движении моей руки.

– Больно? – пугаюсь я.

– Нет… Кайфово… Пиздец…

– Ты меня все? Я тебя – да!

– Я… Я тебя все… Безусловно… Раздевайся, родная, прошу…