Коллекционер - Нора Робертс

– Пожертвовал бы в музей. Музей величайшего в мире города. Русские, возможно, начнут протестовать. Но вот документы, здесь. Проданы и проданы. Это великое искусство, исторические ценности. Они должны принадлежать всему миру.

Он снова поднял стакан и тут же резко поставил его.

– Вы же не собирались забрать их себе? Спрятать у себя под стеклом? Мистер Арчер, вы человек богатый. И можете позволить себе быть щедрым. Вы художник и должны понимать ценность искусства – как и то, что оно должно быть доступным.

– Меня можно не убеждать. Я хотел знать ваше мнение. Лайла?

– Да.

– О’кей. Видите ли, – Аш с выражением посмотрел на Киринова, – Оливер приобрел эти документы – и херувима.

– Простите… – Киринов привстал. – «И»? Вы хотели сказать – «на».

– «И», – повторил Аш, – приобрел и документы, и саму эту фигурку.

Киринов рухнул в кресло. Смертельно бледное лицо его в одно мгновение побагровело.

– Мой Бог. Мой Бог. Одно из утерянных императорских яиц – здесь? Умоляю, я должен…

– Не здесь. Оно в сейфе. Думаю, Оливер заключил с кем-то сделку, а потом пошел на попятную, желая получить больше. Из-за этого и нашел свою смерть. Или она его. Пытаясь помочь мне найти убийц, погиб и Винни. Это не просто охота за сокровищами.

– Понимаю. Минуту…

Он поднялся, подошел к окну, затем снова к столу – и снова к окну.

– Не могу унять сердце. Так колотится… Что мне сказал бы отец, человек, изучающий прошлое и не придающий значения игрушкам богатых? Что бы сказал он, признайся я, что участвовал в том, чтобы вернуть миру этот исторический экспонат?

Он наконец сел, медленно и осторожно, как дряхлый старик.

– Возможно, с моей стороны это глупо – вспоминать сейчас об отце.

– Нет, – покачала головой Лайла. – Нет. Нам необходимо знать, что родители нами гордятся.

– Я в долгу у него…

Киринов показал на свою майку.

– В большом долгу. За то, что занимаюсь игрушками богатых людей, воспринимая их как искусство и дело всей своей жизни. Винни…

Он осекся, прижал пальцы к глазам. Потом опустил руки и сцепил пальцы.

– Вы мне доверились. Я благодарен вам. И я ошеломлен.

– Винни вам доверял.

– Я сделаю для вас то, что сделал бы для него. Все, что смогу. Он думал о вас как о своем сыне, – повторил Киринов. – Поэтому я сделаю, что смогу. Вы его видели? Херувима? Держали в руках?

Аш молча достал телефон из кармана и показал ему снимки. Утерянный Фаберже!

– Боже. Боже. Это более чем изысканно. Насколько мне известно, это единственное подробное фото шедевра. Музей. Метрополитен. Оно не должно быть снова заперто и лежать в безвестности.

– Когда все закончится, оно не будет заперто. За эту фигурку убили двух членов моей семьи. Это не только шедевр, не только история, но и возможность нажиться. И есть второе яйцо. Я хочу отыскать его прежде, чем кто-то найдет. Но для этого нужно отыскать Антонио Бастоне или, вероятнее всего, его наследников. Если он жив, ему, должно быть, за девяносто, так что шансы невелики.

– Но велик шанс, что он снова продал его, или проиграл в покер, или подарил какой-нибудь женщине.

Лайла подняла руку.

– Не думаю, что сынки богачей – если он из таких – каждый день выигрывали в карты блестящие безделушки. И кто знает, что случилось с выигрышем? Но след все-таки есть, и это уже неплохо.

– Гарвардская юридическая школа. Тысяча девятьсот сорок шестой. Они могли быть однокурсниками. И может быть, Миранда Суонсон что-то знает об этой истории. Я могу выяснить, – решил Аш.

– Я тоже попытаюсь что-нибудь обнаружить. У меня есть работа, но она терпит. Я благодарен за то, что мне выпало стать частью истории.

Еще раз всмотревшись в снимки, Киринов вернул телефон Ашу.

Лайла поднялась и отошла.

– Но это нужно держать в строгом секрете, – предупредил Киринова Аш.

– Понятно. Даю вам слово.

– Даже от вашей семьи.

– Даже от нее, – согласился Киринов. – Я знаю коллекционеров, знаю и тех, кому больше известно. С их помощью я могу доискаться, кто может особенно интересоваться Фаберже или российским антиквариатом.

– Только будьте осторожны. Они уже убили троих и не задумаются убить снова.

– Мой бизнес – задавать вопросы и собирать информацию по коллекционерам и коллекциям. Я не буду спрашивать ничего, что может возбудить подозрения.

Лайла вернулась с тремя стопками и замерзшей бутылкой водки на подносе.

Киринов взглянул на нее враз помягчевшими глазами.

– Вы очень добры.

– Думаю, момент того требует.

Она разлила ледяную водку по стопкам, подняла свою:

– За Винни.

– За Винни, – пробормотал Киринов, прежде чем выпить.

– И еще один тост: за выносливость искусства. Как будет «cheers» по-русски, Алекси?

– За ваше здоровье.

– О’кей. За ваше здоровье.

– У вас хороший слух. За выносливость искусства, за наше здоровье и за успех.

Они чокнулись: три яркие ноты слились в одну.

И это, по мнению Лайлы, означало следующий этап.

На остаток дня Лайла забыла о работе и принялась эксплуатировать достижения технологии. Пока Аш звонил гарвардским знакомым, она пошарила в социальных сетях.

Может ли человек, если он еще жив – ему ведь почти сто! – иметь страничку в Фейсбуке? Если не он, то его потомки. Возможно, внук, названный в честь деда. Внучка – Антония? Пожалуй, стоит порыться в Гугле и Фейсбуке, используя то немногое, что они знают.

Плюс Джонас Мартин. А вдруг они до сих пор друзья?

Заметив, что Аш переминается в арочном проходе кухни, она подозвала его.

– Я не пишу. Пытаюсь что-то найти. Тебе повезло?

– Друг попросил у друга одолжения и доступа к ежегоднику Гарвардской юридической школы. С тысяча девятьсот сорок третьего по сорок пятый они не публиковались, но есть за сорок шестой. Без фотографий. Я намерен получить к нему доступ и, учитывая возраст Мартина, доступ к ежегодникам за два последующих года.

– Здорово.

– Я мог бы нанять частного детектива, чтобы он проделал всю эту работу.

– И лишить нас такой радости и удовольствия? Я брожу по Фейсбуку.

– Фейсбук?

– У тебя есть страничка в Фейсбуке, – напомнила она Ашу. – Я, кстати, только что послала тебе запрос на дружбу. Похоже, у тебя два друга: один личный и один в профессиональной сфере.